Присвоить тебя
Шрифт:
В этом доме роскошно все. От прихожей до излучающего лоск хозяина. Роскошно и без души. Хотя мимолетно, непрошенной вспышкой, Захар видит вчерашнего Одинцова в домашних шортах, с мокрыми волосами и глупой ухмылкой на красивом, черт подери, лице. Наверное, это лицо стоит годовой гонорар Захара. Такие либо портят завистники, либо целуют любовники. Или насильно наблюдают за ними со стороны, не имея иного выбора, как сейчас делает сам Иваньшин.
Когда Одинцов пил, казалось, что в его образе начало проступать нечто иное. Запретное. Скрытое. Захар помнит, как вчера в машине Одинцов дважды словно приоткрывал завесу, становясь то серьезным, то совсем растерявшимся пацаном. Как кольнуло в солнечном сплетении, потому что это – да точно не может быть – показалось чем-то знакомым. Но за ужином образ чванливого баловня судьбы снова дал мелкую трещинку. Захар не психолог, он не умеет читать людей согласно книгам и умным тестам. Но он много провел на улицах, чтобы развить интуицию. Чуйку. И та, как бы это ни напрягало Захара, не сигналит красным в присутствии Одинцова. Ты прячешься за слоями масок, Тима?
Закончив собираться, Захар тихо проходит на кухню. И видит в центре стола накрытую пленкой тарелку с положенной рядом запиской.
«Попросил Яну приготовить тебе на завтрак блинчики. Не знал, с чем ты любишь, поэтому внутри ассорти из начинок. Удачного дня. И не пропускай мои звонки, ты обещал. Тима».
Захар хмыкает. Откладывает записку и берет из стопки ровный ажурный блин, а затем открывает одну из выставленных в ряд баночек. Сразу удача – сгущенка. Возможно, после он скажет Тимофею, что так, без изысков в виде икры (ее он находит следом) его любимый вариант поедания блинчиков.
Захар не слышал, как тот укатил на работу. Слишком крепко спал. Слишком безмятежно. Быстро, однако, он снизил бдительность. Но, возможно, это просто дорогущие простыни всему виной.
Захар мог бы отвезти Тимофея в офис, а после забрать свои вещи. Но Одинцов даже не пытался его разбудить. И зачем-то сам позаботился о завтраке, пусть и попросил приготовить еду домработницу. Зачем он вообще понадобился Одинцову? Этот вопрос тонкой иголкой сидит в мозгу. Он не водитель, не бодигард и даже не мальчик на побегушках. Не шлюха…
«Пока», – мысленно тормозит себя Захар. – «Ты не знаешь, что он может потребовать в качестве платы за долг».
Тимофей просит с ним подружиться. Но Захар давно перестал использовать в своем лексиконе слова схожие с дружбой. Есть только выгода. Всегда и во всем. И даже те, кто звал тебя другом, могут однажды всадить нож в спину. Поэтому дважды сложнее так запросто поверить в бескорыстную помощь, не чувствовать скрытых мотивов, не ждать исподтишка удара, стоит лишь отвернуться. И снова тревожная дробь в голове, как повторяющийся сигнал бедствия: зачем простой парень Захар Иваньшин нужен такому мажору, как Тимофей Одинцов?
Пока варится кофе, Захар съедает ещё один блин, с клубничным вареньем. Вероятно, домашним. Тоже неплохо. Стоит познакомиться с Яной и поблагодарить ее лично. Ее расписания Иваньшин, конечно, ещё не знает. Пометка: узнать у Тимы. Странно, но мысленно звать этого парня по имени не кажется резким переходом на личное. Тот и вовсе вчера окрестил Захара едва ли не кличкой. А после сюсюкался, словно с ребенком. Захарушка. Сахарок. Хах. Издевался, конечно. Но ему никогда не давали прозвищ.
Захар наливает в кружку кофе, проверяет телефон – с новым он ещё не освоился, но вряд ли это сложнее, чем починить тачку. В «телеге» одно сообщение от Одинцова, пришедшее десять минут назад: «Надеюсь, завтрак тебе понравился». И милый смайлик.
Захар запивает остатки блина во рту и пишет: спасибо, было вкусно.
Он ведь не хвалит лично Одинцова, это лишь благодарность его домработнице.
Спустившись в гараж после завтрака, Захар кликает на брелок сигналки, и впереди – там, где они с Тимофеем вчера оставили, – отзывается ответом авто. Захар не планировал брать тачку Одинцова, но тот настоял. Конечно, на случай, если Захар абсолютно внезапно ему потребуется.
«Ты же не приедешь ко мне на такси или метро?» – усмехаясь, сыронизировал Одинцов накануне. А после, не отводя от Захара уже хмельной взгляд, отпил из бокала вино.
Салон авто вновь встречает Захара ароматом элитной жизни. И нотками одеколона Тимофея. Тонким, чуть сладким, практически нежным, который не вяжется с образом человека, носящим его на себе. Захар пахнет обычным «Олд Спайс», купленным в супермаркете, и даже эти запахи вступают в заметный контраст, будто даже в деталях все пытается указать на их с Одинцовым отличия. Ткнуть пальцем в грудь и спросить: да куда же ты лезешь, парень? Тебе здесь не место.
«Будто я выбрал для себя это сам», – с досадой думает Захар. И вспоминает, как вчера на мгновение увидел себя в другом свете, напялив шмотки, которые выбрал ему Одинцов. Красивые, модные, как сам Тима, которому и положено их носить.
«Так, нахер лишние мысли», – решает Иваньшин, врубив зажигание. Если он вынужден быть в услужении у мажора, почему бы не урвать с этого куш?
Захар резко выруливает с подземной парковки, скрипя шинами, так что звук эхом разносится по полупустому пространству.
Путь до его дома занимает менее получаса. А под конец Захар даже расстраивается, что путешествие так скоро закончилось: ехать за рулём представительской тачки в одиночестве, без трескотни Одинцова под ухом, роскошное удовольствие.
Время едва проскочило отметку в полдень. Захар выключает в машине радио и просто сидит, положив руки на руль. Невысокое блеклое здание, где он снимает квартиру, стоит на противоположной стороне дороги и взирает унылыми просветами окон на не менее серую, несмотря на ясную погоду, улицу. Захар чувствует себя не в своей тарелке, не к месту – вычурно, – сидя в салоне навороченной тачки, чья стоимость выше, чем зарплата половины его соседей за квартал в складчину.
Захару словно бы стыдно. Но он ведь не выбрался. Его вырвали отсюда, не спрашивая. Это не его личная прихоть. Не его настоящая жизнь. Но он словно плюет этому месту в лицо своим появлением.
Резкий импульс нажать на газ и припарковаться где-то подальше отсюда пронзает мозг Захара, но он быстро одумывается. Надо лишь выйти, собрать свои шмотки и скорее вернуться обратно. Сбежать. Спрятаться.
Несмотря на то, что район далек от элитного, публика среди жителей в целом приличная, так что Захар не боится, что за время его отсутствия кто-то скрутит колеса, разобьёт ему зеркала или проткнет шины заточкой. Он выбирается из машины и, невольно понурив голову, спешит к входу в здание.