Присяга леди Аделаиды
Шрифт:
Пароход приближался к утесам — приближался медленно и неизбежно. Ночь проходила, ураган ревел с бешенством, волны вздымались со страшной силой, а пароход все шел к своей погибели. Странным казалось это растревоженным зрителям: теперь, когда смерть была неизбежна, крики отчаяния прекратились.
Через два часа после того, как из замка раздался набат, пароход ударился об утес, много людей полетело через борт, и они начали бороться с волнами изо всех сил так же безнадежно, как боролся пароход. Крики раздались тогда над водою
— Он разобьется в куски! Он разобьется в куски, и никакая земная помощь не спасет его! — ходили кругом хриплые слова.
В это время еще человек пробился в середину толпы; он еще не был в числе зрителей. Это был Уильфред Лестер. На нем был охотничий костюм, тот самый, в котором Мария встретила его. Пробившись без церемонии вперед, он облокотился на перила небольшой плотины и смотрел на погибавший пароход.
— Господи Боже мой! — произнес он через несколько минут. — Он, должно быть, ударился о скалы!
— Пять минут тому назад.
— Это что такое в воде? — продолжал он после некоторого молчания.
— Это тонут люди.
При этом Уильфред Лестер пришел в волнение.
— Тонут люди! — повторил он голосом, хриплым от волнения. — И вы не стараетесь спасти их! Вы помешались или только злы?
Человек, стоявший возле него, указал на вздымавшееся море.
— Пусть оно ответит вам.
— Это не ответ, — возразил Уильфред Лестер. — Где спасательная лодка?
Он обернулся с негодованием, и Лестер отошел в толпу; он не хотел последнее время встречаться с сыном. Лорд Дэн, напротив, подошел и положил руку на руку молодого человека.
— Вы взволнованы, Лестер, — спокойно заметил он. — И я сознаюсь, что это зрелище может тронуть самое стоическое сердце. Но ничего нельзя сделать. Спасательная лодка так же тут бесполезна, как воздушный шар, и ему, и ей одинаково было бы трудно добраться до парохода.
— Можно было бы попытаться, — сердито отвечал Уильфред, откидывая со лба свои растрепанные волосы, ветер у всех растрепал волосы в эту ночь. — Я говорю, что можно было бы попытаться.
— И пожертвовать жизнью тех, кто решится на эту попытку, — возразил лорд Дэн.
Уильфред Лестер не стал отвечать, а обернулся к толпе собравшихся рыбаков. Он знал всех их с детства.
— Билл Ганд, где спасательная лодка? — спросил он старика, которому на вид было, по крайней мере, лет шестьдесят, судя по морщинам его лица. — Готова она?
Билл Ганд указал пальцем на небольшую бухту, он не был словоохотлив. Спасательная лодка была прикреплена к бухте и могла быть в море через несколько минут.
— Она была готова, когда в замке ударили в набат, мистер Уильфред, — отвечал он.
— А почему вы не спустили ее на воду? — спросил Уильфред повелительным тоном.
— Не мог осмелиться,
— Не мог осмелиться! — с презрением повторил Уильфред, гнев которого увеличивался. — Я не знал до сих пор, что английский моряк может быть трусом; я не знал, что слова «не мог осмелиться» есть в его словаре. Я поеду в спасательной лодке; если среди вас есть такие, которые могут преодолеть страх, то пусть они едут со мною.
Он повернул к бухте, но пятьдесят голосов закричали ему вслед:
— Решиться на это будет просто безумство!
— Разве вы намерены лишиться жизни?
— И вы, и спасательная лодка будете поглощены волнами!
— Ну что ж, будем, — возразил Уильфред. — Вы это видите, — прибавил он, взмахнув рукой в направлении несчастного парохода. — Когда жизнь ваших ближних поглощается водою, когда вы видите, как они борются с безжалостными волнами, неужели вы можете колебаться и не попытаться спасти их — вы, храбрые моряки? Есть ли кто-нибудь из вас, заслуживающий этого имени!
Как заразителен пример, как драгоценно поощрение, как действует колкая насмешка! «Храбрые моряки» объявили готовность поехать в спасательной лодке и чуть ли не вся толпа бросилась за Уильфредом Лестером.
Он был проворен и уже занимался лодкой, когда подоспели к нему. Чей-то голос раздался, что мистер Уильфред не должен ехать в лодке, он не моряк. Уильфред Лестер услышал эти слова и повернул к говорившему свое прекрасное лицо. Очень бледны казались его черты при лунном свете, очень бледны, но решительны.
— Кто это сказал?
Это сказал Билл Ганд, и он признался в этом.
— Вы сегодня как будто сам не свой, Билл Ганд. Разве я стану уговаривать других к опасности, которую сам не разделю?
— Поезжайте-ка в этой лодке, мистер Уильфред, и вы не доедете до корабля живым, — закричал Билл, — да и лодке-то несдобровать.
— Может быть, но мне кажется, мы можем ожидать лучшего результата, — было ответом. — Мы помогаем доброму делу, и Господь будет с нами.
Последние слова произвели действие; из всех людей моряк больше других уповает на милосердие Божие — простодушное, детское, полное упование, которому могут позавидовать люди, считающие себя религиозными. Теперь начался спор, кто будет управлять лодкой, даже спор начал походить на ссору.
— Это моя экспедиция, — сказал Уильфред Лестер, и голос его имел ту повелительность, которая вызывается подобными минутами. — Если бы не я, никто на это не решился бы, не лишайте же меня преимущества выбрать моих спутников. Билл Ганд, вы поедете с нами?
— Поеду, — отвечал старый моряк, — хоть бы только за тем, чтобы поберечь вас. Жена моя на кладбище, два сына на дне морском. Обо мне некому тужить.
Другие скоро были назначены и поместились в спасательной лодке. Уильфред шел за ними, когда кто-то выскользнул из толпы и встал перед ним.