Присяга леди Аделаиды

Вуд Генри

— Да, я встречал теперешнего пэра в Париже и был с ним знаком, — продолжал больной. — Потом я слышал о том, что он сделался лордом Дэном, и о несчастии, случившемся с младшим сыном, капитаном Гэрри Дэном. Ничего о нем не слыхали?

— О ком, сэр? — спросил Рэвенсберд.

— О капитане Дэне.

Рэвенсберд не сразу ответил; он спрашивал себя, известно ли этому незнакомцу, что он, Рэвенсберд, был обвинен в убийстве — это до сих пор была его чувствительная струна — и не говорит

ли он это нарочно, чтоб оскорбить его.

— Вы знаете подробности этого несчастья, сэр? — спросил он наконец.

— Знаю, хотя слышал их не от мистера Дэна. Плохо пришлось капитану. Узнали что-нибудь о нем, хозяин?

— Узнали, сэр, только то, что тело его нашлось. Он был похоронен в фамильном склепе.

— Где оно было найдено?

— В море, одною из наших рыбачьих лодок. Если бы не я, не думаю, чтоб тело его было узнано. Я узнал его по некоторым признакам, как только взглянул; я случайно проходил по берегу, когда тело привезли.

— Почему же вы узнали его скорее других?

— Я был слугою капитана Дэна, сэр, я жил у него несколько лет.

— Ах, да! Стало быть, я о вас слышал, — заметил мистер Гом. — Кажется, говорили о какой-то ссоре?

Ричард Рэвенсберд пришел к заключению, что этот господин слышал и о другом, относившемся к нему — об обвинении, и вел речь к тому. Вследствие этого он стал говорить спокойно и открыто, как говорил всегда с теми, кто знал о его аресте; в других случаях он предпочитал молчать обо всем относившемся к той ночи.

— Да, гибельное было падение, скверная борьба, — заметил Рэвенсберд, — а кто был противником, остается тайной до сих пор. Подозрение пало на двух или трех. Я, между прочим, был взят по подозрению, потом один разносчик, которого видели в сердитом споре с капитаном на утесе в ту ночь. Я же в душе подозревал совсем другого человека.

— Позвольте спросить, кого подозревали вы?

— Мне не хотелось бы об этом говорить, — отвечал Рэвенсберд.

— А по каким же причинам подозревали вас?

— Я имел ссору с капитаном Дэном. Она случилась утром, и он выгнал меня из замка, катастрофа случилась вечером, и подозрения — довольно естественно, я сознаюсь, — обратились на меня. Но подозрения были ошибочны. Я готов был пожертвовать моей собственной жизнью, чтоб спасти жизнь моего господина; я даже теперь готов бы возвратить ему жизнь, пожертвовать моей жизнью, если б это зависело от меня. Я очень был к нему привязан и свято чту его память.

— Несмотря на то, что он выгнал вас? — сказал мистер Гом.

— Извините, сэр, — отвечал оскорбленный Рэвенсберд. — Минутная ссора, в которой мы оба вышли из себя, не может уничтожить дружбу многих лет. Да, сэр, я осмеливаюсь сказать — дружбу.

Он был высокородный капитан Дэн, а я только его слуга, и хотя он никогда не терял своего достоинства, а я не забывал моего звания, между нами было чувство, которое можно назвать дружбой. Ни один человек не имел никогда более верного слуги, каким я был для моего господина.

Наступило молчание. Рэвенсберд поправлял огонь в камине, который начинал потухать, а мистер Гом повернулся на постели.

— Что сделалось с его кузеном, Гербертом Дэном? — Я слыхал о нем. Он должен был жениться на какой-то молодой девушке, гостившей в замке; по крайней мере, думали, что между ними была привязанность.

— На леди Аделаиде Эрроль, — сказал Рэвенсберд, который не совсем расслышал первую часть вопроса, потому что бренчала кочерга. — Да, между ними была привязанность, но она не захотела за него выйти и вышла за джентльмена, которого мы называем сквайром Лестером. У ней была другая тайна.

— В каком отношении?

— Я так думал в то время. Теперь у ней куча детей. Молодой человек, который спас вас в прошлую ночь, сэр, старший сын сквайра Лестера, мистер Уильфред Лестер. Мать его была первой женой сквайра Лестера. Если бы не он, спасательная лодка не вышла бы в море. Он теперь находится в затруднительных обстоятельствах, бедняжка.

— Какого рода?

— Разного рода, сэр. Карманы у него пусты, и ходят слухи, что он и его молодая жена умирают с голода; а когда джентльмен доведен до такого положения, он не станет разбирать, за что ему взяться. Вообще это дело пренеприятное, и леди Аделаида тому причиной.

— Вы говорите мне загадками, хозяин.

Рэвенсберд объяснил, рассказав вкратце обстоятельства, которые довели сына сквайра Лестера до его настоящего положения, и не пощадил леди Аделаиду в своем рассказе.

— Жаль, — заметил мистер Гом, выслушав Рэвенсберда. — Я не обратил на него вчера большого внимания, я был не в состоянии, но он показался мне красивым молодым человеком. Мы говорили о мистере Герберте Дэне, хозяин. Что сделалось с ним? Он в Дэншельде?

— Да, сэр, теперь. Я так и сказал. Он в замке.

— В замке! Это как?

Рэвенсберд опять вытянул свою шею, думая, что если ему удастся взглянуть на лицо, закутанное в одеяло, он, может быть, выведет заключение, в здравом ли рассудке этот господин. Напрасно! Он не мог видеть ничего, кроме кончика носа — тонкого и красивого носа, это правда, но что ж из этого?

— Он поселился в замке на житье, сэр.

— Он! И лорд Дэн позволяет ему это?

Обыкновенно бесстрастное лицо Ричарда Рэвенсберда на этот раз выразило глубокое удивление.