Присягнувшие Тьме
Шрифт:
— Как вам удается их выслеживать еще до того, как они совершают преступления?
— У «Невольников» есть ахиллесова пята. Слабость, которая позволяет их обнаружить. Они принимают наркотики.
— Что за наркотики?
— Одно особенное вещество. «Невольники» не ограничиваются охотой за словами дьявола. Они сами пытаются путешествовать.
— Не понимаю.
— Я говорю о путешествиях в потусторонний мир. О временной смерти. Они добровольно погружаются в кому, пытаясь приблизиться к демону.
— И существуют наркотики, способные вызвать такие состояния?
— Один-единственный —
— Я могу себе представить наркотик такого действия, но как можно быть уверенным, что опыт будет негативным?
Замошский улыбнулся:
— Мне нравится твоя сообразительность, Матье. Твой живой ум помогает экономить время. Ты прав. Существует еще более специфический наркотик, который гарантирует погружение во тьму, — это черная ибога. Хорошее название, не правда ли? Очень редкая разновидность этого растения. Ее нелегко раздобыть. «Невольники» охотятся за этим веществом. Мы внедряемся в этот рынок. Мы наблюдаем за контрабандистами, а через них выходим на наших сатанистов.
Где-то в глубинах мозга у меня вспыхнула искорка. Как будто спичка загорелась. Мне тут же вспомнилось дело, которое я давным-давно забросил. Массин Ларфауи. Наркоторговец. Связан с африканским преступным миром. Убит профессиональным убийцей сентябрьской ночью 2002 года.
Доказывало ли это связь того дела с нынешним расследованием? Но сначала мне необходимо было понять принцип «погружения».
— Действительно ли это погружение во тьму, — спросил я, — эквивалентно опыту «лишенных света»?
— Конечно нет. Ничто, кроме смерти, не может приоткрыть дверь в небытие. Но «Невольники» все же пытаются туда заглянуть с риском потерять рассудок или даже жизнь. Черная ибога — чрезвычайно опасный продукт.
— Как действует этот наркотик? Я хочу сказать — на мозг?
— Я не специалист. Ибогаин — алкалоид, который блокирует некоторые рецепторы нейронов. В этом смысле он вызывает ощущения, близкие к тому, что переживают при удушении. Но подчеркиваю, этот искусственный транс не имеет ничего общего с настоящим негативным предсмертным опытом. Чтобы увидеть дьявола, надо рискнуть своей шкурой. Совершить настоящее путешествие в небытие.
— Откуда именно происходит это растение?
— Из Габона, как и обычная ибога. Там ибогу используют в своих ритуалах народности группы фанг.
Из Габона, места происхождения скарабеев и лишайника. Меня снова осенило. Теперь я точно вспомнил, когда впервые услышал о наркотике из Габона. В тайном борделе в Сен-Дени. Молодой габонец в отключке. Ошалелое лицо Клода: «Он выпил что-то свое. Какое-то местное зелье». Тот человек наглотался ибоги.
Без сомнения, ниточки связывались в один узелок. Расследование убийства Ларфауи. Африканский преступный мир и специфические наркотики. «Невольники» в поисках этого продукта…
Я открыл карты:
— Люк Субейра расследовал убийство одного наркоторговца.
— Массина Ларфауи. Мы в курсе дела.
— Не приторговывал ли Ларфауи черной ибогой?
— Еще как приторговывал. Он был официальным поставщиком этого зелья. Поставщиком «Невольников». Мы за ним следили, поверь мне.
— Знаете ли вы, кто его убил?
— Нет. Еще одна загадка. Может быть, кто-нибудь из «Невольников». Может быть, клиент в ломке. С такими людьми опасно иметь дело.
— Ларфауи убил не любитель. Он был уничтожен профессионалом.
Замошский сделал неопределенный жест:
— Здесь мы зашли в тупик. Люк тоже не продвинулся, идя по этому следу. К тому же ничто не указывает на то, что причина убийства — ибога.
Замошский не высказал предположения, что наркодилера мог убрать кто-то из его подельников. А ведь та проститутка Джина, свидетельница убийства, упоминала священника… И снова мне представился нунций с автоматом в руках.
Я заключил:
— Все это окольные тропинки. «Невольники» прежде всего сосредотачиваются на «лишенных света», правильно?
— Правильно. В их глазах ничто не может заменить исповедь того, кто «видел» дьявола.
— Кто-нибудь вроде Манон?
Стальные глаза Замошского пристально смотрели на меня. Он пробормотал:
— До сих пор неизвестно, пережила ли Манон негативный опыт.
— Чтобы это узнать, надо вернуть ей память.
— Или заставить ее открыть карты.
— Вы думаете, она лжет? Симулирует амнезию?
— Это ты меня спрашиваешь? Ведь ты должен был ее допросить.
Его голос изменился. Появились начальственные нотки. Это было подтверждением одного подозрения, которое у меня возникло, как только я сюда приехал: Замошскому не нужно мое досье. Он меня «ввез» в Польшу только для того, чтобы выведать секреты Манон. Чтобы я завоевал доверие, которого он не сумел добиться.
— Что у тебя за игры с Манон? — спросил он с внезапным раздражением. — Вот уже два дня, как ты ее избегаешь.
— Вы за мной следите?
— В этом монастыре нет секретов. Я повторяю свой вопрос: что это за игры? — Он вдруг перешел на крик: — Ключ к расследованию хранится у нее в памяти!
Я отступил и уставился на розу над хорами. Ее блестящие лепестки слегка дрожали.
— Не беспокойтесь. У меня своя тактика.
88
Что касается тактики, то я все еще не преодолел свой страх, и, судя по всему, никаких изменений не предполагалось.
Я бросился к себе в келью и проверил мобильный.
Два сообщения — от Фуко и Свендсена. Я позвонил своему помощнику.
— Что ты успел сделать? — отрывисто спросил я.
— Юра ничего не дает. Жандармы в деле Сарразена топчутся на месте. Скарабеи по-прежнему прячутся. А габонцы не толпятся у порога. Во всем Франш-Конте я разыскал семерых. Все безобидные.
— А экспатрианты?
— Трудно обнаружить. Работаем над этим как негры.
— Ты раздобыл какие-нибудь сведения о «Невольниках»?