Присягнувшие Тьме
Шрифт:
— Я хочу с вами поговорить о швейцарском враче. Морице Белтрейне.
— Да. Ну и что?
— Вы его знаете?
— Конечно. Знаменитость.
— Он побывал в Отель-Дье, когда Люк очнулся.
— Случайно. Был в Париже проездом. Он расспрашивал Люка. Ему это нужно для книги о клинической смерти, которую он сейчас пишет. Или для статьи, я уж не помню.
— Что вы о нем думаете?
— Гений. Он один совершил революцию в технике реанимации. В этой области не происходит ни одного события, которого он не удостоил бы своим вниманием.
Мне становилось то жарко, то
— Знаете ли вы, что он несколько раз навещал Люка?
— К чему эти вопросы?
— Попытайтесь вспомнить.
— Да, он приходил несколько раз. Он в дружеских отношениях с заведующим нашим отделением. Я повторяю: он пишет книгу.
— В первый раз вы мне говорили о следах уколов на руках Люка.
— Ну и что?
— Не появлялись ли в последние дни более свежие следы?
Наконец Тюилье понял, что я имею в виду:
— Вы думаете, что Белтрейн — ваше чудовище?
— Были совсем свежие следы?
— Трудно сказать. Реанимированный — настоящее решето. Капельницы, вливания и так далее.
— Спасибо, доктор.
— Погодите, я знаю Белтрейна очень давно и…
— Я вам позвоню.
Я повесил трубку, только утвердившись в своих подозрениях. Тем или иным способом Белтрейн был связан с «лишенными света». Я посмотрел на часы: 14 часов 40 минут. И все еще никаких известий от Манон.
Мозг у меня кипел, и тут же возник план. Сесть на первый скоростной поезд на Лозанну, чтобы допросить Белтрейна после его возвращения с семинара. Даже еще лучше: обыскать квартиру до его приезда.
Может быть, я зря потрачу восемь часов дневного времени.
Может быть, напротив, это прорыв в моем расследовании.
Я позвонил Фуко, чтобы он встретил Манон, как только ее выпустят из-под стражи, и оставался при ней. Я знал, что он сумеет расположить ее к себе. Он еще не успел отключиться, а я уже набирал номер справочной Лионского вокзала.
110
Обтекаемый корпус комфортабельного скоростного поезда прошивал леса, долины, холмы. Приложив лоб к стеклу, я представлял себе чудовищную ножовку, рассекающую пейзаж, вскрывающую его, как полное чрево. Свист ветра, глухой перестук колес усиливали впечатление, будто летишь куда-то в сейфе или бункере.
Меня окружали мужчины в галстуках с ноутбуками на коленях или мобильниками в руках. Телефонные разговоры. Всегда одинаково серьезный тон, рассудительный, важный, одни и те же разговоры о бизнесе, один и тот же ярый материализм. Все это я улавливаю сквозь свой собственный кошмар.
Кто бы мог подумать, что я еду к свирепому убийце?
Мориц Белтрейн в роли Пришельца из Тьмы.
В сотый раз я взвешиваю «за» и «против».
За: его присутствие рядом с четырьмя пострадавшими. Его ложь насчет Агостины и Раймо. Его профессиональные знания. И его проживание в Юра, районе, который мне всегда представлялся логовом убийцы…
Против: специалист-реаниматолог мирового класса, Белтрейн мог оказаться рядом с пациентами по долгу службы. И потом, как мог коротышка в больших очках изображать из себя почти бесплотного ангела, старика со светящейся шевелюрой, подростка с изуродованным лицом?
И снова меня одолели сомнения. В конце концов, даже мой исходный постулат, мой Пришелец из Тьмы, — чистая гипотеза. Все это может оказаться просто миражом… Моим собственным бредом…
Я запустил руку в рюкзак и вытащил листки с официальной информацией о Белтрейне, которую перед отъездом наскреб на сайте Лечебно-медицинского центра Водуа и в швейцарской прессе.
Родился в 1952 году в кантоне Люцерна. Учеба в Цюрихе на медицинском факультете, там он занимался сердечно-сосудистой хирургией до 1969 года. Потом, с 1970 по 1972 год, Гарвард. Затем Франция, где он входит в команду хирургов больницы в Бордо (1973–1978). Наконец, возвращение в Швейцарию, в Лечебно-медицинский центр в Лозанне, где он в 1981 году возглавляет отделение сердечно-сосудистой хирургии. Далее — множество премий, конференции и семинары по всему миру. Ничего подозрительного. Ни намека на склонность к эзотерике. Никаких проблем в учреждениях, где он работает. Ни малейшего пятнышка.
Холостяк, детей нет, абсолютная преданность профессии. Национальная гордость, гениальный хирург, который спасает жизни, как другие вешают табельный номерок на заводе.
Я стал рассматривать фотографии в статьях. Круглое лицо, длинная челка, затемненные очки. Голова лохматой собачонки, но с ореолом загадочности. Пришелец из Тьмы?
Ни одна чаша весов не перевешивает.
Ни за, ни против.
Лозанна
В первом попавшемся мне агентстве по прокату машин я выбрал среднего класса седан, чтобы легко затеряться среди швейцарских автомобилистов. Прежде чем тронуться в путь, проверил голосовую почту. Ничего. Никаких новостей — ни от Манон, ни от моих ребят.
Я газанул, задыхаясь от ярости.
Если Корина Маньян оставит ее у себя на ночь, я поеду за ней сам.
Взяв направление на Лечебно-медицинский центр, я пересек трамвайную линию и покатил в гору. Наконец показалось здание с белым фасадом, японским садиком, шаровидными светильниками и карликовыми хвойными деревцами.
Я поднялся в отделение сердечно-сосудистой хирургии и застал студенточку на ее посту. Все с тем же «Тик-таком».
— Привет! — вскричала она. — Вы обещали, что не вернетесь.
— Да неужели? — ответил я. — Мне обязательно нужно увидеть доктора Белтрейна.
— Вы с ним разминулись. Он заходил и тут же ушел.
— У вас есть его домашний адрес?
Она встала, озарив меня прелестной улыбкой:
— Более того. Он поехал не в свою квартиру в Лозанне, а в свое шале. В Альпах.
Я вытащил из кармана карту, взятую в агентстве по прокату, и разложил ее на стойке:
— Где это?
Девушка заметила, что у меня дрожат руки, но воздержалась от замечаний. Она ткнула указательным пальцем в карту: