Присягнувшие Тьме
Шрифт:
— Что там у вас?
Полицейский молчал. Я слышал его тяжелое дыхание. Как будто сдерживаемые всхлипы. Я не спускал глаз с Белтрейна, продолжая целиться в него.
— Что там у вас, черт подери?
— Лора мертва, Господи. Лора и обе девочки. Комната поплыла передо мной. Кровь застыла у меня в жилах. Белтрейн продолжал улыбаться. Я оперся о стол и дотронулся до колбы. И тут же отдернул пальцы.
— Что ты такое… говоришь?
— Зарезаны. Все три. Я только что от них. Туда все сбежались.
— Когда это случилось?
— Судя по первому
У меня выступили слезы. Туман застлал глаза. Я больше ничего не понимал. Но одно было ясно — убивал не Белтрейн. Я нашел в себе силы спросить:
— Точно не раньше?
— Нет. Тела еще теплые.
Кого же подозревать в этой резне? Как объяснить такой ужас? Вдруг я с ужасом вспомнил слова Люка: «Манон. Она захочет отомстить за себя». Люк умолял меня защитить его семью, а я не пошевелил и пальцем. Я даже и не вспомнил о его просьбе. Мой голос дрожал:
— Где Манон?
— В бегах. Ее отпустили пять часов назад.
— Черт. Я же тебя просил…
— Ты не понял: когда ты мне позвонил, она уже скрылась.
— И ты не знаешь, где она?
— Никто не знает. Вся полиция ее разыскивает.
— Зачем?
— Мат, какой чушью ты там занимаешься? Во время допроса Манон съехала с катушек. Впала в истерику. Она поклялась, что отомстит Люку. Что она уничтожит его семью. По всей квартире — ее отпечатки пальцев.
— ЧТО?
— Господи, проснись! Это она их убила! Всех трех. Монстр вырвался на волю!
Внутри у меня все оборвалось. Перед глазами маячил Белтрейн с его улыбочкой. Сквозь слезы я различал его плотную фигуру. Меня словно засасывало в воронку. Зло — это отсутствие света.
Теперь оно поглотило меня целиком, как гигантская черная дыра.
На долю секунды я потерял сознание. И тут же пришел в себя. Белтрейна передо мной не было. Я машинально сунул в карман мобильник и вскинул пистолет. Позади меня раздался его голос:
— Теперь убедился?
Резкий поворот. Белтрейн стоял у задней стены, на фоне жутких картинок. У него в руке был массивный «кольт» 44-го калибра.
Ерунда.
Теперь все ерунда. Мы умрем вместе.
— Манон их убила, не правда ли? — спросил он вкрадчивым голосом. — Она отомстила за себя. Я ожидал сообщения в этом роде.
— Это невозможно. Она была под арестом…
— Нет. И ты это знаешь. Пришло время взглянуть правде в глаза.
Я не мог подыскать ответа. Я утратил способность соображать.
— Она — его творение, — продолжал он. — Теперь ничто ее не остановит. Она свободна. Раскрепощена. «Закон — это то, что мы делаем».
Я издал какой-то странный рык, нечто среднее между смехом и рыданием.
— Что вы с ней сделали? Что вы ей вкололи?
Его улыбка уползла под стекла очков, враждебные, зловещие.
— Я с ней ничего не делал. Я даже не спасал ей жизнь.
— А ваша аппаратура?
— Ты в плену у своей логики, Матье. Ты всегда руководствовался своим узким здравым смыслом. Манон была спасена дьяволом. Если бы тебе сказали, что она спасена Богом, ты бы закрыл глаза и прочитал «Отче наш».
Я хотел закричать «нет!», но крик застрял в горле. В мозгу вспыхнула мысль: это конец, мы застрелим друг друга. Отупение тут же прошло: мне нельзя умирать! Расследование не закончено. Я должен вырвать Манон из этого кошмара. Доказать ее невиновность. Я должен собраться и нейтрализовать мерзавца.
— Ты ищешь земного убийцу, — продолжал он. — В своем расследовании ты всегда отвергал очевидное. Твой единственный враг — это наш Господин. Он здесь, внутри нас. Не важно, кто убил или кто убит. Значение имеет лишь его воля к поступку, которая дает представление о тайных пружинах вселенной. «Лишенные света» — это маяки, Матье. Я только им помогал. Я встречал их у горловины жерла. Сами по себе они мне неинтересны. Меня интересует черный свет, который мерцает в глубинах их душ. Сатана, который стоит за их делами!
Я перестал вникать в его бред. Если Белтрейн был в Швейцарии, кто же убил Лору и ее дочерей? История еще не завершилась. Расследование не закрыто…
— И заруби себе на носу, Матье: Манон Симонис — худшая из проклятых.
— Не желаю этого слышать! — крикнул я, бросаясь вперед. — Ты единственный убийца! Это ты их убил, всех!
Он вскинул руку и нажал на спуск. Я прыгнул на него и отбил плечом ствол его «кольта». У меня за спиной взорвалась колба. Ноги мне обдало вонючей слизью как раз в тот момент, когда я выстрелил,
Белтрейн успел схватить меня за запястье и испустил дикий вопль. Пуля угодила в ряд клеток. Я приставил дуло ему к горлу, зажав под мышкой его руку с оружием. Раненное в Кракове плечо отозвалось резкой болью. Мы повалились на стол, сшибая на пол колбы и расплескивая их мерзкое содержимое. Белтрейн приподнялся. Я цеплялся за него, не позволяя ему выстрелить в меня. Продолжая бороться, мы уперлись в клетки. Потом снова в стол.
Белтрейн, поскользнувшись, шлепнулся на пол, в отвратительное месиво из формалина, человеческих останков и стекла. Я вместе с ним. Плюх! Он дважды выстрелил в меня сбоку, целясь в горло. Мимо. Нас обдало дождем холодных зловонных брызг. Когда мне окатило затылок трупной жижей, я вскрикнул, но хватки не ослабил — Белтрейн же визжал не переставая. Опять раздались выстрелы. Я уже не понимал, кто стреляет, не различал, кому принадлежат мелькающие ноги и руки — мне или Белтрейну. Сплетясь, мы барахтались в этой омерзительной луже.
Я перевалился на спину. Белтрейн в перепачканных, съехавших набок очках извивался на мне, оскалив зубы. Я с силой отпихнул его от себя. Между нами обрушилась клетка. Сквозь марлю и мельтешащих за ней мушек Белтрейн прицелился в меня.
Я согнул ноги и крайним усилием мышц оттолкнул клетку. Безумец нажал на спуск — деревянный каркас ударил его по руке, и пуля снова не достигла цели. Белтрейн стал пинать развалившуюся клетку, отмахиваясь от жужжащих насекомых. Я откатился под стол. По рукам у меня ползали личинки.