Присягнувшие Тьме
Шрифт:
— Забудь об этом.
Я обрисовал ему ситуацию. Расследование, которое Люк вел в Юра; убийство Сильви Симонис; предположение о сатанинском преступлении.
— Что я могу для тебя сделать?
— Поищи аналогичные убийства в департаменте Юра и по всей Франции.
Я уточнил основные подробности ритуала и добавил:
— Мне удалось раздобыть протокол вскрытия. Завтра утром я вышлю его Свендсену. Тебе тоже стоит на него взглянуть — пополнишь свой криминалистический опыт.
— Я могу пропустить его через нашу поисковую систему?
Система
— Да, — сказал я. — Только отправь секретные сообщения во все отделения полиции и жандармерии Франции, кроме Франш-Конте. А по этому району позвони только в отделение судебной полиции в Безансоне. Не хочу, чтобы жандармы пронюхали о нашем вмешательстве.
— О'кей. Это все?
— Нет. Наведи справки обо всех, кто в здешних краях разводит насекомых.
— Каких краях?
Вытянувшись на короткой кровати, я достал путеводитель:
— Во всем Франш-Конте: Верхняя Сона, Юра, Ду, территория Бельфор. Да, и заодно позвони в Швейцарию. Мы ищем энтомолога. Возможно, специалиста по Африке. Включи сюда ученых-любителей и просто любителей…
Пауза. Фуко записывал.
— А потом?
— Составь список химических лабораторий по всему региону. Посмотри, может, найдутся еще и ботаники — специалисты по грибам, мхам и лишайникам. И профессионалы, и любители.
Я искал такого подозреваемого, который соответствовал бы всем этим характеристикам, и надеялся, что собранные сведения сойдутся на одном имени.
— Узнай также, — продолжал я, — все о монастыре, превращенном в приют.
Я по буквам произнес название: Богоматерь Благих дел — и назвал точный адрес.
— А по самому убийству, — снова заговорил Фуко, — нет более точных данных? Протоколов допросов, сведений, собранных у соседей?
— У жандармов все это есть, но скажу тебе честно, мне здесь не рады.
— А ты уверен, что Люк работал именно по этому делу?
Ни один человек пока не узнал его по фотографии. Я не нашел ни единого следа. И все же я ответил:
— Уверен. Работай. И ни слова в Конторе. Завтра созвонимся.
Теперь я набрал номер Свендсена и в нескольких словах изложил ему факты. Казалось, швед весьма скептически отнесся к тому, чтобы Вальре мог профессионально провести вскрытие.
— У меня есть протокол и кое-что для анализа. Я все тебе перешлю завтра утром.
— По почте?
— Поездом.
Я просмотрел расписание скоростных поездов, которое узнал по телефону.
— Я передам папку проводнику скоростного поезда, который отправляется из Безансона в семь пятьдесят три. В двенадцать десять он прибывает на Восточный вокзал. Ты должен быть на платформе и все забрать. Я хочу знать твое мнение. Как, по-твоему, убийца добился такого результата.
Чтобы подбодрить его, я добавил:
— И не стесняйся советоваться.
— Ты что, издеваешься?
— Сначала прочитай протокол. Тебе понадобится энтомолог, а также ботаник. Я посылаю тебе скарабея — хищное насекомое, живущее в Африке, и образчик светящегося лишайника, которым убийца набил грудную клетку жертвы.
— Крутое дело.
— Круче не бывает. Ублюдок обладает всеми этими познаниями. Ты начнешь с нуля. В точности представь себе, что он делал. Каждый этап его ритуала. Мне нужно «Рассуждение о методе» убийцы, усек?
— Хорошо, я…
— Завтра утром будь на вокзале.
Отключая телефон, я обратил внимание на завывания ветра, который задувал в створки окна. Свист был как от кипящего чайника. Я выбрал одну из кроватей в правом ряду и отодвинул полог, чтобы положить туда свою сумку с ее опасным содержимым.
Несмотря на усталость, я решил помолиться. Преклонил колени в изножье кровати возле натянутого занавеса и стал читать «Отче наш» — самую простую и самую светлую из молитв. «Отче наш» — это посох, с которым я прошел весь свой жизненный путь, от первых месс, когда так немели колени и нетерпеливое желание поскорее бежать играть заставляло бормотать молитву скороговоркой. Это великое погружение во времена учебы в Сен-Мишель-де-Сез, когда я осознал, сколь велика моя вера. Это усердная молитва будущего священника, воспламененного перезвоном римских колоколов. А затем страстный призыв там, в Африке, посреди трупной вони и скрежета мачете. И наконец, молитва полицейского, которую я на всякий случай произносил во всякой встречной церкви, чтобы очиститься от совершенных мною злодеяний.
Отче наш, Иже еси на Небесех! Да святится имя Твое…
В коридоре раздался пронзительный звук.
Подскочив от неожиданности, я прислушался. Ничего. Я опустил глаза и только тут заметил, что держу в руках свой пистолет. Рефлекс опередил сознание. Я прислушался снова: ничего. Наверное, сработал сигнал пожарной тревоги.
Но в тот момент, когда мое тело снова начало расслабляться, звук повторился: долгий, скрипучий, настойчивый. Я рванулся к двери. Пока я ее открывал, снова все стихло. Остановившись на пороге, я выглянул в коридор. Никого не видно. Слева — противопожарная дверь дома священника, справа — застекленная дверь пристройки. И никакого движения.
Мое внимание привлекла кабинка в нескольких метрах от запасного выхода. И тут я понял, что это был за звук. Звонок в исповедальне. Занавеска одного из ее отделений покачивалась.
Должно быть, отец Мариотт спал крепким сном. Я спрятал за спину свой «USP Heckler & Koch» и медленно двинулся к кабинке, но, не дойдя метров пять, остановился. Сквозь занавеску пробивался зеленоватый свет. Я хотел было снова взяться за пистолет, но передумал и молча пошел вперед.
Схватившись за край занавески, я резко ее отдернул.