Присягнувшие Тьме
Шрифт:
— Я слышал, что тело было повернуто к монастырю.
— Да, естественно.
— Почему же «естественно»?
— Потому что этот труп был провокацией.
— Чьей?
Она спрятала руки под пелерину. Ее коричневое морщинистое лицо напоминало кусок черного кварца.
— Дьявола.
«Вот оно!» — подумал я. Мысль была нелепой, но я ощутил некоторое облегчение: враг был назван, хотя без предрассудков не обошлось.
Я постарался говорить подобающим случаю языком:
— Почему дьявол выбрал именно ваш
— Чтобы осквернить наш монастырь. Изгадить его. Как теперь здесь молиться? Сатана оставил после себя запах тлена.
Я приблизился к краю пропасти, и ветер прижал плащ к моему телу. Жесткая трава скрипела под ногами.
— Помимо выбора места преступления, что заставляет вас считать его сатанинским?
— Положение тела.
— Но я видел снимки. Ничего дьявольского в них нет.
— Дело в том, что…
— Что?
Она искоса взглянула на меня:
— Вы действительно специалист?
— Я же вам сказал: ритуальные преступления, сатанинские убийства. Моя группа сотрудничает с парижским архиепископством.
Казалось, это ее убедило.
— Прежде чем позвать жандармов, — еле слышно проговорила она, — я изменила положение тела.
— Как это?!
— У меня не было выбора. Вам неизвестно о славе монастыря Богоматери Благих дел, о его мучениках, о чудесах, об упорстве, проявленном, чтобы отстоять само это место, которому постоянно угрожало разрушение. Мы…
— Как тело лежало первоначально?
Она колебалась. Хлопья снега кружились вокруг ее темного лица:
— Она лежала на спине, — прошептала она, — с раздвинутыми ногами.
Я взглянул вниз: ограда монастыря и река раскинулись перед нами. Значит, труп лежал прямо над монастырем, выставив напоказ кишащее червями влагалище. Теперь я понял, в чем заключалась провокация Сатаны — восставшего Властелина тьмы, падшего ангела, который вечно стремится раздавить Церковь своей мощью или осквернить ее…
— Марилина, вы чего-то недоговариваете, — сказал я, выпрямляясь. — Дьявол никогда ничего не делает наполовину. Было еще что-то. Знаки в траве? Пентаграммы? Послание?
Она подошла ближе. Вершины елей гудели позади нас, словно трубы гигантского лесного органа.
— Вы правы, — призналась она. — Я кое-что спрятала. Вообще-то это не так уж важно. Я хочу сказать — для следствия… Но зато очень важно для нашей обители. Когда я нашла останки, то сразу поняла — это дело рук Сатаны. Я вернулась в монастырь за перчатками. Знаете, резиновые перчатки, в которых моют посуду. Потом передвинула тело так, чтобы скрыть… ну, интимные места.
Я представил себе эту сцену, состояние трупа. Поистине эта женщина была не из пугливых.
— Поворачивая ей ноги, я его и увидела.
— Что значит «его»?
Она снова покосилась на меня. Словно две свинцовые пули вылетели из пневматического пистолета. Перекрестилась и выпалила:
— Распятие! О Господи, оно было воткнуто во влагалище.
Я вновь испытал почти облегчение. Мы оказались на привычной территории: классический случай профанации. Ничего общего с неодолимым, безумным бредом убийства. Чтобы все было ясно до конца, я добавил:
— Полагаю, голова на распятии была внизу.
— Откуда вы знаете?
— Я же эксперт, не забывайте.
Она снова перекрестилась. Я уже повернул было обратно, но тут все поплыло перед глазами. Кто-то смотрел на меня из полумрака. Взгляд был преисполнен ярости и ощущался как чье-то омерзительное прикосновение. Я вдруг почувствовал собственную уязвимость. Этот невидимый пылающий взгляд, казалось, осквернял и раздевал меня, пронзая словно каленым железом. Чья-то рука поддержала меня:
— Осторожно, вы чуть не упали.
Я с удивлением уставился на Марилину, затем вгляделся в ели. Там, разумеется, никого не было. Изменившимся голосом я произнес:
— А вы сохранили это… распятие?
Она сунула руку под пелерину и положила на мою ладонь что-то, завернутое в тряпку:
— Возьмите и уходите!
Марилина дала мне номер своего мобильного. «На всякий случай», — сказала она. На обратном пути я показал ей фотографию Люка, но она его никогда не видела. Я направлялся к елям, когда за спиной прозвучал вопрос:
— Почему вы покинули нас?
Я остановился. Филиппинка догнала меня:
— Вы сказали, что учились в семинарии. Что же вас заставило покинуть нас?
— Я никого не покидал. Моя вера неизменна.
— В наших приходах просто необходимы такие люди, как вы.
— Вы же меня не знаете.
— Вы молоды, ничем не запятнаны. А наша религия умрет вместе с моим поколением.
— Христианская вера основана не на устной традиции, которая исчезает вместе с ее носителями.
— В настоящее время мы все больше теряем почву под ногами. Молодежь выбирает другие пути, другие битвы. Вот и вы тоже.
Я сунул распятие в карман:
— С чего вы взяли, что речь идет не об одной и той же битве?
Сбитая с толку Марилина отступила. Она попалась в собственную ловушку. Бог против Сатаны. Я шел вперед не оглядываясь. Это были всего лишь слова, брошенные на воздух, но они поразили цель.
Оскверненное тело Сильви было не просто вызовом. Это было объявлением войны.
32
До Сартуи я добрался уже ночью. Я ожидал увидеть провинциальный городок с фахверковыми домиками и каменной колокольней, а меня встретил вполне современный город, отлитый из бетона. Главная улица, словно прорезанная пилой, разделяла центр на две части. Повсюду виднелись часовые мастерские, закрытые с незапамятных времен. Об этом красноречиво свидетельствовали неподвижные стрелки часов на их вывесках.