Присягнувшие Тьме
Шрифт:
— Эти препараты трудно достать?
— Да нет. Они есть в больницах или химических лабораториях. Я имею в виду не только научные лаборатории, но и любые промышленные по производству чего угодно, от разноцветного желе для детей до промышленных красителей…
Я уже поручил Фуко проверить все местные лаборатории, но только научно-исследовательские. Придется расширить зону поиска.
— По-твоему, он химик?
— Или человек, увлекающийся всем понемногу: химией, энтомологией, ботаникой…
— Скажи
— Я бы предпочел иметь дело с настоящим трупом и с настоящими ранами. Я подключил нескольких специалистов в разных областях. В своей области я обнаружил ошибку, которую допустил Вальре.
— Что за ошибка?
— Насчет языка. По мне, так он облажался.
— А что с языком?
— Разве он тебе не сказал, что язык отрезан?
Я выругался про себя. Он не только мне этого не говорил, но я и сам не удосужился внимательно прочитать протокол.
— Продолжай, — проворчал я, хлопая по карманам в поисках сигарет.
— По мнению Вальре, жертва сама откусила себе язык уже с завязанным ртом.
— Ты с этим не согласен?
— Нет. Трудно тебе объяснить, но, судя по количеству крови в горле, исключено, что это сделала сама жертва. Либо убийца отрезал ей язык еще при жизни и прижег рану, либо, что вероятнее всего, он сделал это, когда она была уже мертва. И не ради удовольствия. Для него это послание или трофей. Ему нужен был именно язык.
Прямая ссылка на речь или ложь. Намек на Сатану? В Евангелии от святого Иоанна говорится: «…Ибо нет в нем истины; когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи». Я спросил:
— А лишайник?
— Здесь Вальре нечего было сказать. Ему следовало отправить образцы специалистам…
— Что ты и сделал, так?
— Все задействованы, я же говорю. Все лезут из кожи вон, старина.
— А что думают эти твои специалисты?
— Вообще-то такой лишайник растет под землей в темных пещерах. Но надо сделать анализы.
И тут меня озарило: у светящегося растения была определенная роль. Оно должно пролить свет на замысел убийцы. Естественный прожектор в грудной клетке, изъеденной личинками и гнилью… Свет, идущий из глубин. Второе имя дьявола — Люцифер, что по-латыни означает «несущий свет».
Я вдруг понял: тело Сильви было усеяно знаками — именами дьявола: Вельзевул — Повелитель мух; Сатана — Мастер лжи; Люцифер — Властелин света. На трупе было нечто вроде Троицы, только наоборот — Троицы Лукавого. Примитивный символ — распятие — лишь указывал на более сложные знаки, скрытые в самом теле. Этот убийца не просто считал себя служителем дьявола: он сам сочетал в себе все свойства, присущие Зверю. А Свендсен продолжал говорить:
— Эй, ты меня слушаешь?
— Прости, пожалуйста. Ты что-то сказал?
— Я увеличил снимки укусов. Они не дают мне покоя.
— А о них что скажешь?
— Пока ничего.
— Здорово!
— А ты сам? Где находишься? Чем занимаешься?
— Я тебе перезвоню.
Наверное, Свендсен говорил мне о скарабее, но я все пропустил. Эта вездесущность дьявола вызывала у меня смутное беспокойство. Нечто большее, чем обычное отвращение к убийствам. Я постарался заглушить это чувство сигаретой и набрал номер Фуко.
— Я прочитал протокол — просто бред какой-то! — выпалил он с ходу.
— Ты начал поиски схожих случаев по стране?
— Разослал внутриведомственный запрос. Кроме того, пропустил данные через систему поиска и сделал пару звонков.
— Результаты есть?
— Пока ничего. Но если он уже убивал, это обязательно всплывет. Почерк очень уж… своеобразный.
— Ты прав. Что там с питомниками?
— Кое-что есть.
— Лаборатории?
— То же самое. Понадобится еще несколько часов.
— Позвони Свендсену. Он даст тебе более подробный список химических лабораторий.
— Мат, мы и этот-то еще не закончили, я…
— Богоматерь Благих дел?
— Я нашел историю монастыря. Ничего особенного. Сейчас это приют для миссионеров, которые…
— Больше ничего?
— В данный момент нет. Я…
— Я не просил тебя искать в Интернете! Оторвись от него, черт тебя подери!
— Но…
— Помнишь Unital6? Ассоциацию, которой Люк посылал мейлы. Выясни, не связана ли она с Благими делами.
— Ладно. Это все?
— Нет. Есть еще кое-что, посложнее.
— Ты всегда знаешь, чем порадовать.
Я вкратце пересказал ему историю Тома Лонгини. В 1989-м тринадцати лет от роду он был обвинен в непредумышленном убийстве. Задержан судебным следователем де Виттом, допрошен Судебной полицией Безансона, затем отпущен. Я объяснил, что он сменил фамилию и нет никаких следов, по которым можно было бы его найти.
— Ничего себе задание!
— Фуко, в последний раз предупреждаю: не вздумай опять лезть в Интернет. Обращайся за помощью к другим, но раскопай мне хоть что-нибудь!
Пробормотав себе под нос что-то неразборчивое, Фуко снова стал вежливым:
— А что у тебя? Что-нибудь сдвинулось? Все в порядке?
Я оглянулся вокруг: красный от заката лес постепенно тонул в наступающих сумерках. Тошнота подкатывала к самому горлу, голова забита сатанинскими знаками.
— Нет. Не в порядке. Но это как раз означает, что я двигаюсь в правильном направлении.
Я отключил телефон и повернул ключ зажигания. Заросли елей, голые холмы, низкие облака — все пришло в движение. В воздухе кружились прозрачные снежинки. Я свернул на объездную дорогу и теперь ехал мимо пестрых селений, окружавших Сартуи.