Притча
Шрифт:
– Господа, - сказал старый генерал, - это не парад. Это даже не расследование; просто опознание. Кресла, пожалуйста, - сказал он, не поворачивая головы, плеяде штабистов позади себя.
– Потом арестованных.
Трое адъютантов принесли кресла. Теперь этот конец комнаты напоминал галерку амфитеатра или секцию дешевых зрительских мест в Америке; три генерала и трое пришедших сидели полукругом на фоне стоящих адъютантов и штабистов, один из тех, что принесли кресла, подошел к маленькой двери, распахнул ее и отступил в сторону. И тут, еще не видя солдат, они ощутили их запах - тонкий, сильный, неуничтожимый смрад передовой: вонючей грязи, жженого пороха, табака, аммиака и немытых тел. Потом вошли тринадцать человек, впереди них шел сержант с винтовкой на ремне, а позади рядовой, тоже вооруженный, все тринадцать
– Полковник?
– Так точно, сэр, - незамедлительно ответил полковник.
– Это тот самый капрал.
Старый генерал обратился к американцу:
– Капитан?
– Так точно, сэр, - сказал американец.
– Это он. Полковник Бил прав... я хочу сказать, что он не может быть прав...
Но старый генерал уже обращался к сержанту:
– Капрал пусть останется, - сказал он.
– Остальных выведите в переднюю и ждите там.
Сержант повернулся и резко отдал команду, но капрал уже вышел из строя и встал не совсем по стойке "смирно", но почти, остальные двенадцать повернулись и образовали колонну, вооруженный рядовой теперь оказался впереди, а сержант сзади, но они не вышли, потому что направляющий замялся, попятился, уступая дорогу личному адъютанту старого генерала, тот вошел и посторонился сам, колонна вышла, шедший последним сержант притворил за собой дверь, снова оставив перед ней одного адъютанта, бесхарактерного, высокого, все еще озадаченного и недоумевающего, но уже не возмущенного - просто расстроенного. Английский полковник сказал:
– Сэр.
Но старый генерал глядел на адъютанта. Спросил по-французски:
– Мое дитя?
– Эти три женщины, - сказал адъютант.
– Они у меня в кабинете. Раз уж они здесь, то почему бы не...
– О да, - сказал старый генерал.
– Тебе не хочется идти. Передай начальнику штаба, что уходишь на поиски... скажем, часа на четыре. Этого будет достаточно.
И обратился к английскому офицеру:
– Прошу вас, полковник.
Полковник резко поднялся и впился взглядом в капрала - а капрал с благородным лицом горца, спокойным, серьезным, не встревоженным, лишь настороженным, отвечал ему любезным и внимательным взглядом.
– Богген, - сказал полковник.
– Ты не помнишь меня? Лейтенанта Била?
Но капрал лишь смотрел на него, любезно, вопросительно, не растерянно, лишь недоуменно, выжидающе.
– Мы считали, что ты мертв, - сказал полковник.
– Я... видел тебя...
– А я не только видел, - сказал американский капитан.
– Я хоронил его.
Старый генерал чуть приподнял руку. Сказал англичанину:
– Да, полковник?
– Это случилось под Монсом, четыре года назад. Тогда я был лейтенантом. Этот человек служил у меня во взводе, в тот день они... догнали нас. Он получил удар пикой. Я... видел, как острите вышло через спину, прежде чем сломалось древко. Потом проскакали две лошади. По нему. Я тоже видел это, потом. То есть я смотрел секунду или две, во что превратилось его лицо, пока меня не...
Продолжая сверлить капрала взглядом, он в отчаянии снова обратился к нему:
– Богген!
Но капрал по-прежнему лишь смотрел на него любезно, выжидающе, в полном недоумении. Потом повернулся и сказал старому генералу по-французски:
– Прошу прощенья. Я понимаю только французский язык.
– Я знаю, - ответил старый генерал тоже по-французски. И по-английски сказал полковнику:
– Значит, это не тот человек.
– Не может быть, сэр, - сказал полковник.
– Я видел наконечник той пики. Видел его лицо, после того как лошади... Кроме того, я... я видел...
Он умолк и сел, воинственный, сверкающий красными петлицами, знаками различия и цепочками, символизирующими кольчуги, в которых полк сражался при Кресси и Азенкуре семьсот и восемьсот лет назад, лицо его над ними было похоже на смерть.
– Скажите же, - вежливо попросил старый генерал, - что вы видели? Вы его видели потом, после этого? Кажется, я
– Да, сэр, - пробормотал полковник. Потом он выпрямился и громко произнес: - Да, сэр.
– Но может ли он быть именно тем человеком?
– Прошу прощенья, сэр, - сказал полковник.
– Вы ничего не ответили: это он или не он?
– Прошу прощенья, сэр, - сказал полковник.
– Я должен во что-то верить.
– Пусть даже только в смерть?
– Прошу прощенья, сэр.
Старый генерал повернулся к американцу.
– Капитан?
– Это ставит нас всех в трудное положение, не так ли?
– сказал американский капитан.
– Всех нас троих; и я не знаю, кому хуже всего. Потому что я не просто видел его мертвым - я похоронил этого человека посреди Атлантического океана. Фамилия его... была - нет, этого не может быть, потому что он стоит передо мной, - нет, не Брозный. По крайней мере в прошлом году она была другой. Она была... черт возьми - прошу прощенья, сэр, - есть Бржевский. Он из одного шахтерского городка под Питтсбургом. Я похоронил его. То есть я руководил похоронной командой, прочел молитву - вам известна эта процедура. Мы были национальной гвардией, вряд ли вы знаете, что это такое...
– Знаю, - сказал старый генерал.
– Сэр?
– произнес капитан.
– Я знаю, что это такое, - сказал старый генерал.
– Продолжайте.
– Слушаюсь, сэр. Гражданские сами организовали роту, чтобы пойти и умереть за нашего дорогого старого Рутгерса, - такая вот история, выбрали себе офицеров, написали в правительство, какое у кого звание, и ухватились за военный кодекс, чтобы вызубрить, сколько успеем, до утверждения званий. Отплыли мы в октябре прошлого года, на судне у нас начался грипп, и, когда умер первый - это был Бржевский, - оказалось, что никто, кроме меня, не успел прочесть в наставлении, как хоронить мертвых солдат, - я был тогда... э... вторым лейтенантом - и вышло так, что я прочел это, девушка дала мне отставку, и я догадывался, почему. То есть я знал, кто был тот парень. Ну, знаете, как оно бывает: думаешь, как бы отплатить ей, заставить раскаяться; ты лежишь мертвым, ей необходимо перешагнуть через тебя, уже ничего нельзя поделать, и тут уж она...
– Да, - сказал старый генерал.
– Знаю.
– Сэр?
– Я знаю и это.
– Конечно, знаете - во всяком случае, помните, - сказал капитан. Никто не старится настолько, как бы...
– и наконец сумел остановиться.
– Прошу прошенья, сэр, - сказал он.
– Ничего, - ответил старый генерал.
– Продолжайте. Итак, вы похоронили его.
– Словом, в тот вечер просто случайно, или из любопытства, или, может, то был личный интерес, я прочел, что нужно будет делать, чтобы потом отделаться от меня и привести счета дяди Сэма в порядок, а когда Бр...
– он умолк и торопливо взглянул на капрала, но лишь на секунду, даже меньше, чем на секунду, просто запнулся, - ...первый скончался, я был избран лично удостоверить с офицером медслужбы, что этот человек мертв, подписать свидетельство, выстроить отделение для салюта и дать команду опустить тело за борт. Однако за две недели, пока мы не прибыли в Брест, и все остальные поднаторели в этом. Видите, что у нас получается. То есть у него, это с ним происходит неизвестно что: если я схоронил его в октябре прошлого года посреди океана, то полковник Бил не мог видеть, как он был убит под Монсом в четырнадцатом. А если полковник Бил видел это, то он не может стоять здесь, дожидаясь, чтобы вы расстреляли его зав...
– Капитан умолк. Потом торопливо произнес: - Прошу прощенья, сэр. Я не...
– Да, - сказал старый генерал мягким, любезным, ровным голосом.
– В таком случае полковник Бил ошибается.
– Нет, сэр, - сказал полковник.
– Значит, вы верите полковнику Билу?
– Раз он так говорит, сэр.
– Это не ответ. Верите вы ему?
Он взглянул на капитана в упор. Капитан ответил ему уверенным взглядом. Потом сказал:
– И в то, что я засвидетельствовал его смерть и похоронил. Затем обратился к капралу на плохом французском:
– Значит, ты вернулся. Рад тебя видеть, и надеюсь, что путешествие было приятным.