Притчи. Стихи. Рассказы 1-15
Шрифт:
— Зачем они тебе нужны? — рассмеялся я.
Товарищ мне тут же пояснил, что внутри каждого рубильника находится ценный метал, — он произнёс название, но я не запомнил и впервые слышал такое слово.
— Вот ты пиво пьёшь. А сколько стоит бутылка? — спросил он меня.
— Как «сколько стоит», вместе же покупали, забыл что ли? Пятьдесят рублей.
— Вот, а в этом рубильнике (он произнёс опять название дорого металла) (и назвал точный вес) в каждом. Вот таким образом с одного рубильника двести пятьдесят рублей, а с двух пятьсот, — вот тебе и ящик пива!
Товарищ мой был серьёзный, не какой-нибудь фантазёр-теоретик, по одной интонации было слышно, что придя домой, он расколотит молотком оба рубильника, изымет из них сложнозапоминаемый металл и сдаст его в пункт приёма, съездив на металлургический наш завод, может быть уже завтра.
Я обычно пил за его
И вот я подвыпил и начал свою любимую тему о музыке.
— Недавно слушал одного музыканта, как он обсуждает, какая музыка правильная, какая неправильная, как её нужно делать, как её не следует делать. Я вот столько переслушал уже этих экспертов и ничего не могу в их учениях понять. Да и как можно научить искусству?! Это ж не математика, это ж либо есть, либо его нет. (Мой друг мало что понимал, но слушал с интересом.) Ну я понимаю, когда они учат обращению с муз-программами, — это уж математика, — и то, находятся такие — и их много — что начинают: «тут то-то необходимо, тут это».
И знаешь на чём я поймал всех их? Ха-ха-ха! Брякнула мне мысль после очередного просмотра видео-урока одного «сверх-эксперта». Дай думаю послушаю — такой он уж умный на словах, — а что он на деле-то играет? И я тебе скажу, ну от этого не только у меня уши завянут… Ну такого примитива даже я никогда не делал… Туц-туц-туц — всё, вся его музыка. Господи, а сколько ума в его голове, — может он занимается не своим делом? Может из него бы учёный был великий, а он в музыку полез.
— Это как у нас Картавый во дворе! — ответил мне друг. Картавый — это была кличка одного из нашего двора. — У него форма футбольная, бутсы дорогие. А когда играть начинаем, его вообще на поле не заметно. Ха-ха-ха-ха! — рассмеялся он весёлым сиплым своим смехом.
— Ха-ха-ха! Точно, точно!
Я хотел было добавить, что прослушал музыку и других «экспертов» и что почти у всех, за редким исключением, было всё то же самое. Нет! Их музыка конечно была грамотно выверенной, качественно звучала, но сама идея в их музыке, почти у всех, достойна детского сада в своём примитиве. И я бы не осуждал их, если бы они сами сочинили свою музыку, я бы их наоборот похвалил, ибо это было бы что-то новое и оригинальное, — так нет же, они самым примитивным образом копируют у таких же примитивных, только знаменитостей, и более ничего. Одним словом, на словах все гении. Не знаю, может быть мне только попались такие. Я хотел это озвучить, но у друга зазвонил телефон.
— Алё. Здорово. Да тут недалеко. А-а-а. Ну давай. Давай. — он положил трубку. — Макс звонил, хочет за дурью съездить, одному не охота. Поехали, прокатимся? Он возле магазина нас ждёт.
Макс это был тот самый наставник моего друга, который с трудом закончил вечернюю школу. Мы потопали в сторону магазина.
— Да, есть ещё и игры, такие же, как ты рассказываешь про музыку своих этих блогеров. — продолжил он тему по дороге, неожиданно для меня, — я думал у него в одно ухо влетает, во второе вылетает. — Тоже самое, бывает игра с наикрутейшей графикой, но такая тупая, что надоедает через день. Фильмы те же самые возьми, спец-эффекты, шмец-эффекты, а такая ниочёмность, что даже удивляешся иногда, как люди с такими возможностями не нашли достойного режиссёра и сценариста.
Я задумался над его словами, я сам неособо играл в игры, да и фильмы почти не смотрел, но то о чём он сказал, я понимал и был согласен. Мы пришли к магазину и сели в машину, друг сел вперёд, а я назад. Я недолюбливал этого Макса всегда; он, вообще говоря, был какой-то странный, и не только из-за того, что почти всегда был под конопляным дурманом, а человек он был какой-то мёртвый, вернее как робот: он никогда не здоровался первым — ему это просто было не надо, он тянул руку с приветливой улыбкой, но только в том случае, если отвечал на приветствие; он даже со своим младшим другом (с которым я сел в машину) имел пусть и доверительные отношения, но точно могу сказать, если он угощал того, то непременно запоминал стоимость угощения, и порой прямо засчитывал это как долг, а порой оставлял это как факт себе в память. Одним словом, человек он был разумеется жадный, но жадность его была больше чем просто порок, жадность его была всем его мировоззрением и без жадности и рассчётливости он не смотрел ни на что, из того, на что смотрел. Ну кроме пожалуй тех моментов, когда он тратил деньги на себя. О! В Америке это составляет как бы всю их нравственность, как бы уважение к производителю: если производитель просит за свой товар в пять раз больше его стоимости, то отдай и не жадничай, ведь на его месте ты поступишь точно так же. Тем самым получается вполне как бы натуральное и действительное уважение между подонками, — «таковы правила игры». Макс мог тратить без счёта деньги и на девушек, разумеется тратя их на себя в конечном итоге, мог тратить на друзей, разумеется с тем, что они потратят потом так или иначе на него и отплатят хоть деньгами, хоть трудами.
С одной стороны, сам-то я полный ноль в финансовом отношении и кто-то скажет: «ты сначала сам заработай, как Макс, а потом суди его.» Это неверно я думаю. Может быть мне-то, полному нулю, и повидней, чем всем другим, вся эта дружба на финансовой основе…
Мы съездили куда хотели, взяли что хотели и снова вернулись к магазину. Есть такая слабость у богатых, это похвалиться богатством. Макс включил музыку так громко, что казалось её было слышно не только сквозь закрытые двери магазина, а и во всём нашем микрорайоне. Я впервые сидел у него в машине и впервые слышал звук его акустики изнутри, — снаружи-то я слышал ни раз. Мне, в моём состоянии, казалось, что я нахожусь на другой планете — такая сильная громкость была и такое было моё состояние… Музыка звучала самая дурацкая, — клубная, — но сила её перебивала всю её дурацкость.
— Ну как? — с улыбкой обернулся Макс, убавив звук. — Семьдесят тыщь вложил в акустику. (К слову сказать, сама машина без акустики стоила примерно столько же.)
На лице его была такая мина, будто от меня и невозможна иная реакция, кроме хвалебной и смотрит он на меня лишь для того, чтобы узнать насколько я впечатлён звуком и стоимостью — сильно или очень сильно. Меня это как-то смутило: почему я должен хвалить его акустику вместе с его деньгами, когда сама музыка мне не нравится?
— Ну… Довольно-таки…
Мой друг усмехнулся по доброму.
— Ну ты видимо не разбираешся. — отвернулся Макс, как бы обидевшись, — но обидевшись не критике, дескать на моём лице написано, что я не в восторге от акустики, а обидевшись, что его не похвалили; тогда как процентов девяносто людей во всём обществе в принципе разделяют хорошо и плохо как дорого и дёшево. Дорого — значит хорошо, всё просто.
* * *
Этот случай в машине открыл мне глаза на то, что есть такое деньги. На деньги ты можешь купить наркотики и громкую музыку, можешь прельстить друзей и девушек — и им не обязательно даже будет давать свои деньги! Многие и судят о людях по кошельку и владельцы толстых кошельков знают это лучше самих своих завистников. Деньги — это по сути и есть наркотик, — деньги это иллюзия, что у тебя всё хорошо; и главная заповедь наркомана — это ищи, кради, занимай, но всегда будь под кайфом. Деньги — это как бы фундамент для слабых людей; когда пропадет этот фундамент из-под ног слабого, он пойдёт на любое преступление, лишь бы вернуть себе этот пьедестал, лишь бы снова считаться поинтереснее, чем он является на самом деле, лишь бы снова получать этот кайф от потребления и снова получать продажную любовь окружающих. Когда у них дела идут ровно, то в принципе они довольно милые люди и сами заработки их довольно праведные, — не без греха, но в рамках приличий. Но вдруг, когда оказывается такой «бизнесмен» на мели, то он способен на многое, если настаёт такой выбор, — способен мать продать и не в фигуральном только смысле, — и такие случаи известны, и отнюдь не в единичном количестве, — слышали о таких случаях все, как выгоняют из квартир, не дождавшись кончины завещателя и хозяина квартиры, как берут кредиты, которые платят потом родители, а сами сбегают и т. д. Ну а те, которые с почтением к родителям, в случае «кризиса», из нечистоплотных заработков пускаются в полукриминальные, из полукриминальных в бандитизм.