Притчи. Стихи. Рассказы 1-15
Шрифт:
ПСР — 6
Стыдно. (отсылка к рассказу «Жид»)
В детстве на нашей улице жил инвалид. Я не буду говорить в чём конкретно его недуг, скажу только, что недуг этот… ну не то что бы он незначительный, но «врагу такой недуг пожелать можно». То есть паренёк с нашей улицы по внешним признакам вполне может признаваться уродом, но уродство его не из ряда вон, а такое,
И вот бог его знает, он рос вместе с нами, но никогда не гулял с нами, хотя окна его квартиры выходили на нашу площадку, на которой мы играли в волейбол и прочие игры. Стеснительный он был. Мы с ним здоровались и не было кажется из нас ни одного, кто бы желал ему зла, — над ним не то что никто не смеялся, а даже все как бы и уважали его.
Таким образом все мы выросли, переженились, обзавелись своими квартирами, а он… Как можно было и догадаться, так и остался уже во взрослом возрасте жить с мамой, правда они тоже переехали и по воле случая в соседний со мной район, в котором мы с женой приобрели землю и затеяли строительство.
Первый раз встретив его, я с ним здороваться не стал, сделав вид, что не узнал. И после я не пожалел о своём малодушии. В другой раз я случайно проезжал по одной из улиц и заметил его, работающего возле дома. Это был неплохой дом и он, одетый в робу, вполне резво трудился, что-то копая возле своего дома, не взирая на свою инвалидность, — которая, по моему мнению, ему, вообще говоря, была даже выгодна, ибо за неё должны были платить неплохую пенсию.
В третий раз он сам «нашёл меня». Я сидел в машине возле местного нашего магазина и ждал Катьку, свою жену, пока она отоварится; а он просто шёл мимо — не в магазин и не из магазина. В сельском районе нашем никаких других учреждений не имеется, да и людей на улицах тоже один-два обычно. И вот он проходит мимо, — меня он не видел из-за бликов от неба на лобовом стекле, зато я мог его слышать через открытое боковое и видеть сквозь лобовое, будто в телевизоре. Какая же всё таки прелесть — машина, — охота восхититься в скобках, — тебя никто не видит, тебе все уступают, а ты всех и видишь, и никого не боишся! Браво создателям!
Ну так вот, идёт он и с кем-то говорит, смотря то прямо, то в землю. Я разумеется подумал, что он говорит через наушник по своему телефону, и так и остался с этим мнением до последней, роковой встречи.
Мы с женой к тому времени уже построили дом и оставалась только внутренняя отделка, которой занимались рабочие. Но мы полюбили приезжать туда по выходным, у нас возле дома уже была *установлена* беседка, в которой можно было выпить и подышать свежим воздухом… И вот мы в один из дней, выпив и подышав свежим воздухом, решили немного прогуляться, с тем что бы когда устанем, вызвать такси. Мы шли уже довольно долго и вдруг из переулка, с которым мы начали равняться, как чёрт из табакерки, выходит мой земляк инвалид и как и в предыдущий раз разговаривает сам с собой. Он был одет во всё чёрное, а на голове была тоже чёрная тюбетейка, — кстати, я не сказал, что он был не русский по национальности.
Сомнений на этот раз у меня не осталось и всё сходилось, что от одиночества из стеснительности парень ударился в религию и сошёл с ума, или лучше сказать «завёл невидимого друга». Когда он вышел из-за угла, то разговаривал громко, в натуральный полный разговорный голос и даже жестикулировал рукой, очевидно что-то доказывая своему другу, но смотрел он как и в предыдущий раз, в землю; когда он заметил нас, то сбавил сперва тон (может быть объясняясь с своим невидимым
* * *
Жена моя, разумеется, тот час же начала его бранить нецензурными словами, де какой же он урод и как он напугал её сейчас. Но я её тут же перебил и стал объяснять, что это парень почти мой знакомый и что в юности он был очень добрым, не чета всем нам, дворовым бездельникам, и что теперь я сам удивляюсь насколько он озлобился.
— Вот видишь, до чего людей доводит религия! Ха-ха-ха! — в алкогольном кураже захотел пофилософствовать я.
Я, честно признаюсь, всегда почти ненавидел религию и все её глупости: иконы, свечки, обряды, «таинства». Но ненавидел я религию нашу, русскую, а теперь, неожиданно для себя, возненавидел ещё и мусульманскую. Жена же моя, почти напротив, она не ходила в церковь по выходным, но «всего этого» как-то побаивалась и по крайней мере всегда относилась с уважением. Поэтому я уже знал, что своей философией (которую она наизусть знала) я снова сейчас стану издевательски досаждать ей и её глупым страхам.
— Нет, ну вот ты мне скажи, — продолжал пьяный я, — вот кто сделал больше, писатель или священник? Я уж молчу про докторов с пожарниками. По ихней логике «помолись и всё станет зашибись». Тогда зачем те же учебники, те же книжки пишут, когда — помолись и всё будет зашибись.
— Ой, Максим, прекращай. — сморщилась недовольно моя киса. — Сам ведь знаешь, не люблю я эти разговоры. Знаешь как я считаю, что лучше в оскорбления не пускаться всего этого… высокого.
— Высокого! Какое удачное слово. Вот и именно, зачем нужны были Кант, Гёте и другие. (Я их правда не читал…) Но другие зачем их читают? Когда лучше бы пошли в мечеть или в церковь, да стали бы в них лбами долбить о пол.
— Я, вот знаешь, до сих пор никак не пойму, кто тебе на хвост наступил.
— Да глупость мне на хвост наступила! Глупость! Они бы поворочали металлолом, как я, да всю жизнь. А они, сволочи, людей обманывают «колдовством» своим… Да ещё и вон, видела, прошёл, не поздоровался и брови нахмурил.
Тут я замолчал, мигом сообразив, что слишком увлёкся своей ненавистью и наговорил лишнего. Жена ловко затем сменила тему и предложила вызвать такси, после чего мы вскоре уехали из нашего «деревенского» района домой, в «город».
* * *
Такое конечно происходит всегда и со всеми после отрезвления, когда под градусом человек чувствует себя очень весело, а после ему стаёт стыдно, не смотря на то, что идеи, высказанные в весёлом пьяном настроении, это давно сформулированные и твёрдые его идеи.
Прошло уже с того случая — не соврать — шесть лет и до сих пор у меня сердце сжимается при воспоминании, как я обвинил в глупом своём чаду беднягу инвалида — и в чём?! — в своём собственном проступке! Конечно, свидетель этой глупости один лишь я, но это никак не мешает мне порой, вспомнив, судить себя самому, то есть чувствовать неловкость перед самим собой. Но я сказал в начале, что не пожалел впоследствии, что не поздоровался с своим знакомым. Потому что те встречи наши и та моя постыдная ругань за глаза, послужили мне уроком. Нет, в Бога я не верю, но бранить с тех пор, как его, так и религию, я дал себе слово перестать и сдержал его. Потому что так будет мне выгодней — я так решил.