Притчи. Стихи. Рассказы 1-15
Шрифт:
— Так ты получается с Колей рядом живёшь? — спросил водитель.
Добрый не знал никакого Коли, жившего по близости от своего дома и недоумевающе взглянул на водителя.
— Не знаешь что ли? Шишков Коля?..
— Не, впервые слышу. — без обиняка ответил Добрый, понимая, что водитель хвастается знакомым и не более. Впоследствии, через несколько лет, добрый случайно выяснил, кого ввиду имел водитель, — это был похожий на него человек, занимающийся чёрте-чем, в том числе и перевозками, и всем, на чём можно сколотить монету.
Вообще, водитель вёл себя вальяжно, как будто бы он представлял из себя не обслугу, а благодетеля. Мы ещё не упомянули, что когда Добрый выбрал и вытащил из кучи
Словом, человек за рулём был дрянью безапелляционно. У Доброго было желание поскорей развязаться с ним.
Приехав, Добрый стал торопиться выгружать брёвна, желая уложиться в тарифный час, обозначенный в объявлении. Ядовитый водитель снова произнёс комментарий:
— Мда… Что-то плохонькие совсем брёвна-то. Взял бы лучше на вокзале б/у`шные шпалы. По шестьсот рублей, кажется, штуку отдают.
Доброму было не до выслушивания мудрых советов, так как он был уже совершенно выдохшийся и второй раз капитально вспотевший, но через силу ответил:
— От них креозотом пахнет…
Вскоре разгрузка была окончена, — брёвна валялись сикось-накось прямо возле машины, потому что дальше оттаскивать не было ни сил, ни времяни.
Добрый забежал в дом и попросил у матери 350 рублей, потому что у него нет неразменяных. Мать отдала нужную сумму и Добрый чистосердечно, почти с благодарностью, выйдя, протянул деньги водителю. И странно! Водитель брезгливо посмотрел на деньги и задал вопрос:
— И что это ты мне отдаёшь?
Добрый не смог натурально удивиться, так как ожидал от этого мерзавца чего-нибудь подобного.
— Как что, триста пятьдесят рублей, как и обозначено у тебя в объявлении.
— Семьсот. — ответил водитель.
— Как семьсот?
Добрый подумал было, тая грех в душе, что водитель насчитал какие-нибудь минуты свыше одного часа и округлил их до второго часа.
— А я что тебе, за эти копейки что ли должен лес возить?
— И что, что лес? Это идёт по какому-то другому тарифу? — усмехнулся Добрый.
— Да. Если б нас полиция остановила, я бы штраф платил.
— Ты хочешь сказать, что из-за того, что брёвна торчали из кузова, ты удваиваешь цену?
— А я что тебе, шестёрка? — вдруг неожиданно ляпнул водитель, видимо всю дорогу размышлявший о Добром, как о каком-то воре в законе.
— Причём тут «шестёрка»! У тебя в объявлении написано: 350 рублей!
— И что? Все знают, что если груз негаборитный, то цена двойная.
— Как это «все знают»? Я например не знаю. Я много раз перевозил всякой всячины и ни от кого такого не слышал.
Водитель молчал с видом правого. В эту паузу Доброму пришла маленькая оригинальная мысль:
— А если бы у меня были заготовлены 350 рублей и кроме них не было ни копейки, ты тоже бы настаивал на том, что «все знают»?
В паузу ум не спал и у подлеца и он тоже сочинил некий каламбур:
— Слышь, ты бы ещё вызвал машину, у которой в объявлении цена — рубль.
Есть такие объявления, где их авторы, «желая сохранить интригу», ставят цену «один рубль», с тем чтобы клиент устно интересовался и узнавал. Добрый хотел было сказать, что это глупость, ведь у тебя же написана нормальная цена,
Итак они стояли, как два барана, — один добрый, второй злой, — у доброго была своя правда, у злого своя. Ситуация грозила дракой. О, как бы хотел Добрый этой драки, но силы противника превосходили чуть ни в два раза; и как он страдал от этой несправедливости! Ситуацию немного разрядила мать Доброго, которая на шум ругани вышла на улицу.
— Что такое, сынок?
Сынок объяснил ей в двух словах что такое и мать с своей женсколисьей нежностью начала пытаться договариваться с водителем. Водитель — надо отдать ему должное — теперь, в присутствии взрослой женщины, стал вести себя более сдержано, даже достойно. Их беседа так же не увенчалась победой ни одной из сторон. И Добрый, наблюдая всю сцену, заключил, обращаясь сначала к матери:
— Пошли, хватит из пустого в порожнее. А ты, если хочешь решить вопрос, — обратился он к водителю, — номер у тебя мой есть.
Добрый имел ввиду, что если водитель кому-нибудь пожалуется из «крутых», то Добрый тоже имеет связи и не струсит потягаться ими, то есть связями, — а там уж «как суд людской решит».
Они с матерью зашли домой, но Добрый предчувствовал, что этим дело не закроется. Водитель сначала стал стучать в двери — прилично стучать, не нагло, — затем стал стучать в окно, — звонка на доме не было, поэтому оставалось стучать… Это вывело Доброго из себя и он с яростью пошёл опять на выход, с тем что бы может быть ввязаться в драку, себе в ущерб… Сразу драться он конечно не кинулся, но теперь, на чистом мате, он стал переливать из пустого в порожнее, снова пытаться достучаться до жадного фантазёра. Мать выскочила следом за ним. Водитель тоже довольно был взбешён и тоже переливал из пустого в порожнее… Мать сначала пыталась успокоить сына, но он её не слушал и отталкивал, когда она вставала перед ним, как бы уже разнимая с его врагом. Наконец он немного подостыл и в этот момент она снова стала — как и в предыдущий раз — сама разговаривать с недоброжелателем. Все доводы её снова не помогли, тогда она достала двести рублей и сказала: «Вот возьмите. Вы поймите, мы же не знаем ваших правил. Давайте расстанемся миром.» Добрый услышал эти слова и отправился в дом с отвращением, уже не зная что предпринять, если этому балбесу будет мало и он будет стоять на своём. Конечно, ему было стыдно уступать и двести рублей — и дело вовсе ни в каких ни в деньгах, а в наглости мерзавца, «чего ни один добрый вынести не может».
Вскоре послышался хлопок дверью Газели и звук мотора; мать вошла домой, Добрый был в бешенстве, но всё понимал и был почти спокойным.
PS.
Много бы Добрый дал (может ни одну тысячу), что бы в тот раз, созваниваясь с этим негодяем, спросить о цене. Жалел он потом, что и не напал на него, — хотя это дело было бы почти невыгодное, это понимал он. Долго пытался потом он забыть этот случай, как давно произошедший и несуществующий, но ничего не получалось, — всякий раз, когда он ненароком вспоминал хотя бы одну чёрточку того дня, то как снежный ком нарастали все подробности и мучили его, будто это было вчера. Причина же его мучений была в том, что он уступил неправому, что он почти струсил, в довесок ещё и мать заступилась за него… Это были мысли гордые, но были против них и благородные: он понимал самою главною как бы даже истиною, что настои он на своём и не отдай мерзавцу просимого, то такой человечишко не струхнёт — и бог его знает — подожгёт дом… Ладно бы дом был его — утешал себя так Добрый — так дом матери, ведь его дома злодей не знает.