Притчи. Стихи. Рассказы 1-15
Шрифт:
Что кто-то подскажет — научит что кто-т.
На это ответят, что велосипед
Уж изобретён –
Прошло двести лет.
Прошли, впрочем, тысячи лет до того,
Как люди открыли для нас колесо…
Счастье.
Счастье в гулянках?
Иль счастье в свободе?
Счастье в еде?
Иль счастие в моде?
Счастье в восторгах?
В успехах в делах?
Счастие в Боге?
Иль счастье — Аллах?
Счастье
Иль в копоти умной?
Счастье в деньгах?
Иль в надежде, пусть скудной?
Счастье в любви? Или в плоти горячей?
Счастье вообще — что для каждого значит?
Счастье — частица, что где-то таится.
Нам не узреть её, нет у ней ли-ца.
Счастье сейчас — не есть счастье потом.
Трудность сейчас — наградится плодом.
Мы.
К Царю жестокому на суд
Меня тогда не привлекут,
Когда среди обычных слуг
Не испытаю я испуг служить ему, как верный друг.
Лить "пропаганду" буду я, -
Пусть грешники кричат: "всё зря!"
А я боюсь его тюрьмы,
Важней мне "я", чем слово "мы".
Ведь всяк умрёт по одиночке,
Сыны, отцы, внучки и дочки.
И в братских склепах всяк познал
Где он был прав, а где соврал.
Зачем же, люди, вы горды,
Когда всю жизнь в толпе одни?
Аня.
«Большому кораблю большое плаванье» говорят. Так наверно могут сказать все мигранты из деревень и провинций — гордо сказать. И они действительно так говорят, только иными словами. Некогда правда останавливаться на их словах и их трусости развиваться там где родились, к тому же все слышали их слова, а может кое-кто и сам произносил их: «здесь мало платят», «здесь некуда сходить», здесь то — здесь сё, а вот там, хоть и не рай, зато…
Но однако ж, серьёзный этот вопрос. Ведь не все же непостоянные и трусливые люди — мигранты; абсолютное даже большинство не мигранты для своих «малых родин» и живут себе всю жизнь, наживают деньжонки, не смотря на то, что в той же областной столице могли бы зарабатывать значительно больше. И это не те студенты, которые хотят всё и сразу, но не имеют опыта и ума для достижения вожделенного. Нет, эти люди вполне себе образованные и даже имеют связи в других городах, но не хотят переезжать из своих глубинок «за лучшей жизнью». Почему? Вопрос.
Примитивный ответ впрочем есть: большому кораблю большое плаванье. Ну а людям — не то что бы поскромнее — «людям поменьше» вполне достаточно водоёмчика в котором они родились и выросли…
Жила-была Аня. Папа её забрал её к себе, когда развёлся с её мамой. Мама её была не против. Мама вышла за муж и родила новую дочь. Такое редко бывает, но в этом случае произошло именно так. Папа Ани был полный тюфяк, а вернее домосед; мама же
Папа её женился вновь и жена его забеременела; врачи сказали, что у женщины двойня, только одного зародыша нужно умертвить, потому что он развивается — не вдаваясь в медицинскую терминологию — неправильно. Операция была проведена успешно и после неё ожидали, что в будущем родится хотя бы один ребёнок. Но оставшийся без своего брата ли, сестрёнки ли — неизвестно, — ребёнок, тоже по каким-то причинам умер через неделю. В итоге папа Ани загоревал и в следующие беременности Аниной мачехи строго-настрого наставлял её делать аборты.
Анина мачеха была добрая баба и Аню любила, как родную. Аня с годами, после первоначального отчуждения, тоже привыкла к ней и тоже считала её почти за мать.
В Ане жило два беса: один от матери, второй от отца. Бес, который от матери, жаждал веселья и неизвестности; бес, который от отца, как бы бил себя сам и всё себе запрещал. Словом, к четырнадцати годам Аня была хорошей ученицей в школе, но вечно тоскливой и под тёмными бровями её всегда можно было увидеть большие блестящие глаза с каким-то опасным потенциалом, только пока нераскрывшимся и как бы терпящим до поры-до времени. С такими глазами она закончила школу и поступила в университет, где немного раскрепостилась, — не так чтобы прям раскрепостилась, но вобщем сыграл роль в раскрепощении больше возраст, а не сама духовная её конструкция изменилась.
В её группе в институте учился негр, — стройный, молодой, весёлый, одетый под стать рэперам из клипов, — он был не прямо совсем чёрный, как живут негры в Африке, а гораздо более светлокожий, но всё же наименование «негр» к его коже подходило больше, чем наименование «метис», — хотя Ане могло показаться и наоборот, то есть, что он более не негр, чем негр, то есть более белый, нежели коричневый… Аня в него влюбилась. Негритянский менталитет, вообще говоря, менталитет особенный, от них, негров, самих не зависящий, — как, впрочем, и у любых других рас. Аню он поразил своей лёгкостью общения, хотя, по её мнению, до их знакомства в факультете, он бы наоборот должен был быть застенчив, потому что все в институте смотрят на него как на белую ворону, — ну или как белые лебеди на чёрного…
Раскрепостилась Аня достаточно для того, что бы вполне по-дружески общаться с негром вконце первого курса. И именно летом, в каникулы, между первым и вторым курсами, она поняла, что негр этот ей отнюдь не безразличен, как сперва она думала, смотря на него свысока. На втором курсе их непринуждённое общение ничуть не изменилось и Аня, не имевшая никаких дотоле отношений с мужским полом, никак не знала, как заявить о своём чувстве. Негр её чувств не замечал, он всегда был открыт к общению и всегда ей улыбался; она в свою очередь надевала такую зеркальную маску и, как обезьяна, отвечала ему аналогично, — то есть отвечала весело и ничего больше.