Притчи. Стихи. Рассказы 1-15
Шрифт:
— А и плевать! — произнёс сам себе в полголоса нищий и ещё сильнее стал пританцовывать уже всем телом, как на дискотеке, отправившись восвояси.
Реакцию седого на эти «дикие танцы» и речь адресованную его подруге, мы озвучить не можем, так как она состоит на девяносто процентов из матерных слов. Сущность же слов понятна, седой возмущался о невозможности такого поведения в обществе, какое проявил «этот наркоман».
День тот закончился более без всяких эксцессов, как для пары, так и для пьянчужки. А вот впоследствии, ненароком, порой ковыряясь в мыслях и памяти, они, седой и нищий, расценивали
— Да они же меня за человека даже не посчитали! — ругался в мыслях нищий. — Они наверно подумали, что я наркоман какой-нибудь! Да они на меня обернулись-то точно так же, как я на тех собак! Чёртова Россия, как же я всё в ней ненавижу!
Произнося подобные гневные реплики, нищий либерал обычно оговаривался:
— Нет, Россию-то я люблю, я её строй ненавижу, я людей, что у власти, ненавижу! Тьфу!
Седой, вспоминая тот «эксцесс», выражался в следующих словах, — впрочем нам уже отчасти известных:
— Это ж надо… Нет, точно, давно пора отсюда валить… Хотя бы в Москву. А там, если всё хорошо пойдёт, то и за кардон… Не народ, а одна сволочь… Чёртовы варвары — ни ума, ни достоинства… Такой и пырнёт ради дозы в безлюдной арке. Нет, чем больше я узнаю людей, — здесь, — тем больше я люблю собак…
На заработки.
Коль в мозгах у тебя пусто,
То хоть уедь из Златоуста, -
Подстригать в Москве капусту, -
Будешь всё равно ты грустным.
Будешь больше даже злобным, -
Ведь в Америке-то вон как!
–
А несчастным россиянам
Вечно что-то не додали.
Но вернуться в захолустье
Та тоска тебя не пустит,
Ведь тебе же вечно мало.
Так и кончишь ты усталым.
Много ты нашёл в столице?
Много добрых видел лиц там?
Много есть чего ты вспомнил
С добрым чувством и довольный?
Нет. Не вспомнишь даже суммы,
Что скопил работой нудной.
Тратил ты и наживал -
День за днём твой год летал.
А кругом всё те же звери –
Никому из них не веришь.
Все жестоки и зларадны,
Все в улыбках и нарядны.
Предатели.
Нет страшнее тех злодеев,
Чем предатели друзья.
Хоть ты лопни, хоть ты тресни,
Но прощать таких нельзя.
Нас учил Христос прощенью,
Ну и сам он предан был.
Он учил: нет отомщенью,
Пожалей на гада сил.
Извратил его я суть?
Думаю, что нет, ничуть.
И не гните палку слишком,
Как церковные мальчишки,
Не рядитесь в рясы добры,
Если в сердце чувства мёртвы.
Ведь прощенье не любовь есть,
А врага найдёт потом месть.
Лунатики.
Легко сорваться в даль и бездну,
Сложней любить округу местну.
Легко судить, не быв ни кем, -
Сложней искать всю жизнь проблем.
Поступок каждого — есть шаг,
А бег по жизни хуже врак.
Седьмое небо ищут все,
Будто лунатики во сне,
Никто не видит никого,
И страх в душе, и так темно!
Пожар на небе от луны.
"Там золото!" — кричим все мы.
И, бросив земли и дома,
Бежим туда, где ждёт беда.
Иные, правда, предают
И славно после жизнь живут.
И в их домах царит уют,
И пьют они, и сладко жрут.
Но сколько тех, кто так рискнув,
Покаялся об этом вслух,
Когда именье не ценя,
Не голодав при том ни дня,
Он проклял всё и сам себя.
В стиле Довлатова.
Нет, это не критика Довлатова, — потому что он человек был хороший, как и сам он о себе свидетельствовал письменно, — нет, просто случай один произошёл недавно, который жалко не записать. Нужно сразу предупредить, что случай самый наипустяшный и яйца всмятку выеденного не стоит.
(в стиле Довлатова) Захожу я значит в строительный магазин — есть у нас в районе такой хороший магазинчик, расположенный в подвале, в котором цены более-менее низкие, да и ассортимент широкий. Захожу, то есть спускаюсь в этот подвал, а магазинчика-то и нет — ну то есть отдела, — там вообще три отдела в этом подвальчике. Вместо отдела во всю стену висит пластиковая штора и никого вокруг…
Я и раньше проходил дальше любимого своего отдела и заглядывал в следующий, в котором продают мёд и ещё что-то связанное с этим, — отдел большой, а ничего интересного в нём нет, так что я и не рассматривал там ничего и никогда. А когда случалось в моём строительном отделе никого из продавцов порой не было, то я и спрашивал в медовом отделе: не знают ли они «где все»?
Ну и по уже сложившейся привычке я ни грамма не размышляя отправился в тот отдел. Интересный факт: в этом отделе никогда не было посетителей, а теперь я застал здесь человек до пяти стоящих у витрин и разглядывающих — мёд, или что они там продают… За прилавком сидела женщина с мешочками под глазами, с усталым взором, — видно было, что не об этой должности она мечтала всю свою жизнь, — а лет ей было по виду много за сорок.
Я с приветливой миной поинтересовался у ней о строительном отделе, будучи в замешательстве, съехал этот отдел вовсе или есть какая-то надежда. Продавщица с каким-то усталым гневом вместо ответа указала пальцем на стену, на которой висел тетрадный листочек и на нём фломастером нарисована была стрелочка, а над стрелочкой надпись: «строй-материалы в третьем отделе».