Притчи. Стихи. Рассказы 1-15
Шрифт:
— Вы что, не видите, по всем стенам расклеены бумажки, специально для Вас. — издевательски обличила меня продавщица.
— А я что, прихожу в магазин чтобы бумажки читать? — шутливо ответил я, сказав первое что пришло на ум.
— Ну вот видите, Вы думаете только о себе.
Я понял, что таких, как я вопрошателей, за день у неё человек до ста. С виноватым лицом я отправился в «третий» отдел и там приобрёл всё что мне нужно было. А нужна мне была всего одна вещь — металлическая щётка на электродрель. Щётка стоила сто тридцать рублей, цена была написана фломастером на упаковке и продавец дал мне щётку без ценника, а с ценником положил на место, чтобы самому знать сколько она стоит.
Кстати, я не сказал, что третий отдел был вовсе не отдел, а склад; сам же отдел, в котором я всегда покупал, то есть первый любимый мой отдел, был закрыт на ремонт. Продавец на складе сказал, что оплатить нужно у женщины и был таков. Я отправился опять к той же уставшей продавщице и, подходя, задал ей вопрос:
— У Вас нужно оплачивать? А то ведь на стене не написано! — как-то сострил я, сам не ожидая, что скажу это.
Продавщица взяла упаковку и стала её вертеть. Но я этого не видел, потому что в это время я смотрел по сторонам на витрины и был спокоен, так как положил бумажками сто пятьдесят рублей и думал, что продавщица ищет мне сдачу.
— Сколько стоит?! Не написано!
— А? — повернулся я к ней. — Сто тридцать.
Продавщица поверила мне и стала доставать сдачу. Я же тем временем дополнил свой ответ, что мол на складе щётку с ценником мне не дали, а дали без ценника. Она поверила мне.
* * *
Согласитесь, читатель, как бы было хорошо назвать эту миниатюру «Не написано»?..
Но это подражание Довлатову. «Жаль, конечно, этого добряка», что он выгнан был в Америку… Хотя, если б не выгнали, то и никто о нём не говорил бы сейчас, как о выдающемся писателе. Может быть он поблек бы на фоне других советских писателей. Может быть мы, русские, увидили бы какого-нибудь другого выдающегося человека, — может быть не хуже или даже лучше…
Но нет, у нас в стране так издревле происходит — и быть по-другому не может — что мы вечно догоняем кого-то; мы будто тот самый огромный медведь, который не успевает за мелкими странами — неповоротливый медведь. И вот, какая блоха соскочила с этого медведя — при всём, разумеется, уважении к Довлатову и другим талантливым «изгоям» и лауреатам Нобелевских премий — и ускакала в «прогрессивные страны», то мы уж ту блоху чтим как если бы в природе медведь стал поклоняться блохе, соскочившей с него, дескать она «в Европах с Америками была».
* * *
Когда я, выходя из этого подвала, кинул взгляд на полиэтиленовую шторку, изолирующую пыль в ремонтируемом отделе от проникновения в коридор, то с удивлением увидел, что на самой шторке — а потом я увидел и на стене напротив — всё было уклеено бумажками с стрелочками и надписями, с одними и теми же надписями… Я был удивлён, я, заходя, так же смотрел на эту шторку и не заметил ни одного из листков, как-будто их наклеили только что, пока я отоваривался.
И уже не в стиле Довлатова, а просто, своими словами.
Был у нас в Челябинске лет пару назад или более некто «Мусор-мэн». Молодой паренёк взял знаменитое американское фольклорное прозвище героя и переделал его на русский лад. Занимался он тем, что собирал мусор на пляжах, а отличительной его особенностью от других волонтёров — то есть добрых людей, которым не всё равно на происходящее, — отличительной особенностью его была носимая им зелёная маска, наподобие шапки, опущенной на лицо и с вырезами для глаз.
Всем было так весело, этот паренёк не только развлёк публику (а его показывали и в интернете в роликах, и по местному ТВ), но он ещё и своими силами нашёл способ пропагандировать добро, не гнушаясь американизмом, а как бы наоборот используя его, не по назначению — не бия морды, тем, кто мусорит на пляжах, как сделал бы американский сверх-герой, а унизительно служа им в надежде, что у тех проснётся когда-нибудь совесть…
Может быть кто-то слышал чем закончилась его карьера, а для тех кто не слышал, описание ниже. Парень этот настолько стал популярен, что дошло даже до людей власть имущих, а вернее деньги имущих, но это почти одно и то же. И вот один пожилой зажиточный господин объявил сумму в знак поощрения, если Мусор-мэн откроет своё лицо.
Господину этому на том Свете несдобровать, так как он всего-лишь поразвлёкся в своей перенасыщенной, но скучной жизни, предложив юнцу жалкую мелочь по своим доходам, дабы соблазнить его. И юнец соблазнился.
Когда весёлая репортёрша задавала вопрос этому парню с лицом уже без маски — самым обычным русским лицом: а почему он принял такое решение, показать лицо публике, ведь он так долго хранил эту тайну и это так по-светлому нравилось всем? Он ответил как-то, не то что бы замявшись, а видно было, что ответ этот он вызубрил сам для себя, разумеется понимая, что сам себя предал за гроши (там впрочем были какие-то многие тысячи рублей), но что поделать, «такой шанс выпадает не многим и может быть раз в жизни.
— Это всё равно рано или поздно стало бы достоянием гласности. — интеллигентно отвечал молодой человек репортёрше местного ТВ. — Ну и я подумал — какая разница в таком случае…
Репортёрша была так добра к нему и так весела — видно было, что на его месте она не задумываясь поступила бы так же.
* * *
А теперь снова к нашим многострадальным писателям, — о которых давно пора забыть, — но что поделать, если память в людях о них живёт до сих пор по странной причине.
Да если б из одной зависти нужно было писать всё это! Завидовать есть много кому, например Высоцкому, который при всей строгости «страшного Советского Союза» умудрился как-то не только прославиться, а ещё и не соврать себе самому, да ещё и заставив полюбить свою неудобную правду этих же самых «репрессантов», то есть «диктаторское Советское правительство».
И ведь не он один, нет смысла перечислять наших советских режиссёров и актёров, которые тоже как-то «умудрились» творить искусство — самобытное искусство — и которые жили ради искусства, а не ради славы и уважения.