Притчи. Стихи. Рассказы 1-15
Шрифт:
* * *
Никаких свидетелей, никаких сомнений в том, что жертва его мертва, судя по количеству нанесённых ранений, не было. Герой побежал куда глаза глядят. Его колотил озноб, хотя он и согрелся во время бега и даже успел обрадоваться краем ума, что наконец-то согрелся, ведь он так озяб во время слежки, во время подготовки к преступлению. Он добежал до того пустыря, на котором изначально планировал воплотить в жизнь своё деяние. Озноб не проходил, будто кусок льда находился у него внутри. «Нет, надо зайти куда-нибудь — всё равно куда — туда, где тепло.» — решил он.
Он прошёл уже пешком к следующим домам, которые располагались после пустыря; на всех подъездах установлены железные двери и звонить в случайные домофоны ему не хотелось, поэтому он шёл неспешно, надеясь поймать какого-нибудь входящего или выходящего жильца, чтобы шмыгнуть внутрь. Наудачу ему не пришлось долго ждать такого момента, правда выходящий из подъезда жилец был за метров пятьдесят от идущего него.
— Подождите! Не закрывайте дверь! — крикнул он во всё горло девушке, которая не сразу поняла, что обращаются к ней.
Он побежал.
— Придержите дверь, пожалуйста! — крикнул он ещё раз и на этот раз девушка обратила на него внимание.
Дверь уже успела захлопнуться.
— Я ключи забыл! — крикнул он, соврав, ужи близко к подъезду.
Девушка благосклонно вернулась, правда с раздражением достала уже убранный в сумку магнитный ключ и открыла.
— Спасибо большое! Я ключи забыл. — с внешне самым благодарным чувством повторил парень.
Девушка на его лесть никак не ответила, и из приличия через силу что-то буркнув поспешила восвояси. Герой шмыгнул в подъезд, нажал кнопку лифта, — лифт тут же открылся, — он вошёл и нажал номер последнего этажа. Он надеялся, что может быть удастся пройти если не на чердак, то на одинокую лестницу возле входа в чердак, где можно будет избежать встречи с жителями. Но продуманная конструкция дома исключила этот вариант и у самой той «одинокой» лестницы парень, выйдя из лифта, наткнулся на решётчатую дверь с висячим замком. Делать было нечего, он спустился в пролёт между этажами и встал у окна. Наконец он мог закурить сигарету и подумать, как какой-нибудь взрослый человек, наблюдаемый им, да и любым подростком ни раз как в кино и в жизни.
«А что если он не умер?» — первою же мыслью мелькнуло у него в уме. «Умер, умер, умер!» — затараторил он даже немного вслух. — «Умер… Столько ран… Умер…» — продолжил он уже мысленно. Сигарета от быстрых затяжек успела истлеть уже наполовину за такое короткое время. «А что если кто-то видел?» — задал ему вопрос его мозг — как выражаются материалисты, и как выражаются особоучёные дети в разнообразных мемах. «Никто не видел, никого не было!» — в сотый раз повторил он, только повторил теперь проговаривая, а не осознавая, так как не было времени по дороге в спешке проговаривать эти фразы. И тут «мозг» задал ему новый, отвлечённый вопрос: «А что если бы твой самострел и не выстрелил бы, если бы ты решил воспользоваться им, а не ножом? А кстати где твой нож?» Парень достал нож, вынул из ножны, — он был весь в крови. Он сунул его обратно. «Главное карманы не испачкал.» — с маленьким облегчением заключил он, хотя и понимал это, и так и планировал, когда ещё не пачкал его кровью, а проговорил это чтобы что-то проговорить. «Отмою и положу на место, отец ничего не узнает, — главное положить.»
Эта последняя мысль «главное положить» включила в нём неожиданную маленькую панику — а положит ли он его на место? Казалось бы, дело оставалось за малым, дойти до дома, незаметно от родителей отмыть и положить где взял, пусть даже и завтра. Но почему-то эта мысль подняла в нём панику. «А что если бы пистолет не выстрелил, ведь я же смотрел по телевизору кино, где герой-бандит стрелял в врага и пистолет заклинило. И это кино! А не жизнь! А в жизни и не такое может быть. Хотя, казалось бы, в кино-то и может быть всё что угодно, а в жизни только наука и тупость, и ничего больше…» Сигарета давно дотлела и он давно параллельно с своими философствованиями раздумывал куда деть фильтр от неё — спрятать в окне или кинуть между перил.
В подъезде было тепло, но он до сих пор так и не согрелся доконца. «А что мне мешает закурить ещё одну сигарету?» — решил он и достал сигарету, а затем поджёг. «А всё-таки?..» — задал опять «мозг» вопрос. «Нет, не «всё-таки»! Ничего не будет! Всё нормально!» — крикнул сам в себе герой. — Значит всё нормально? — как бы задал опять вопрос мозг.
— Да! Всё нормально! Сейчас пойду домой и ищи меня свищи — никто не узнает!
— А если узнает? А если бы ствол не выстрелил?
— Как не выстрелил? Выстрелил!
— А если проверить?
Парень расстегнул куртку, достал «ствол» и тут же застегнулся обратно, потому что было холодно.
— А если вернуться и выстрелить уроду в лоб, как ты и хотел?
— Чёрт!..
Парень задумался, его действительно соблазняла мысль вернуться и выстрелить в лоб, как он и хотел, — теперь он был властен, ведь дело уже было совершено.
— Нельзя. — сухо и прагматично ответил он сам себе. — Но выстрелить охота… — признался он себе в своей слабости.
Он разглядывал своё творение, над которым работал ни одну неделю, вытачивая из отломленной ветки от растущего возле дома дерева рукоять, вспоминая как тяжело было найти алюминиевую трубку подходящего диаметра…
— А что будет дальше? — мелькнула у него мысль.
— Всё будет так же. — ответил он.
— Но если всё будет так же, то зачем было убивать?
И тут парень немного осознал, что и действительно убил он почти бессмысленно, ведь он и правда будет теперь жить так же, как и раньше.
— Господи. — как-то вырвалось у него со придыханием.
Тут послышался звук лифта, парень отвлёкся и убрал ствол.
* * *
Раздался щелчок остановившегося лифта на каком-то из этажей.
— Ведь ты же так же будешь бояться той толпы, тех его друзей, — ведь он наверно говорил с ними о тебе и представлял тебя в позорном свете перед всеми. А? — раздалось в его мыслях.
Парень не нашёл что ответить.
— Да и сам себя не обманывай, что твоя любовь возобновит с тобой отношения. — дополнил рассудок его и без того плачевные мысли новой ложечкой дёгтя.
Он снова вынул из внутреннего кармана самострел, положил его на подоконник, а следом достал сигарету и закурил её, хотя и не хотел курить. Он убрал зажигалку в карман и взял ствол, затем поднёс его дулом к левому глазу — ему почему-то хотелось поднести именно к левому — и стал пытаться разглядеть в тёмном дуле снаряд, который он в него утрамбовал.
— Действительно, может и не выстрелил бы. — подумал он. — А может и выстрелил бы…
Он убрал спички, примотанные ниткой к началу трубки, в месте, где была утрамбована внутри сера, и прислонил уголёк сигареты туда. Ему было немного страшно, но он испытывал свою судьбу — выстрелит или нет, поднеся к глазу, решал он. Выстрела не последовало, как долго он ни держал. Тогда он решил снова привязать спички и исполнить уже, так сказать, по технологии, которой научился в фильме Балабанова.
Раздался хлопок, наподобие такого же, как щёлкает лифт, когда останавливается, только громче, — поэтому жители дома и того последнего этажа не могли отреагировать на него даже если бы хотели, решив, что это наверно лифт или плевать что это. Герой увидел себя совсем ребёнком — лет четырёх или менее, когда он только начал понимать что есть что, когда он только научился произносить слова и стоять на ногах. Он стоял на какой-то плоской земле — как из шуток подростков про то, что де Земля стоит на трёх китах и на черепахе, — но только земля была совершенно плоская, как лист бумаги, а он стоял на самом краю этого листа. Под листом была глубина; чрез большое расстояние вниз можно было разглядеть нечто вроде гигантской ямы, освещённой каким-то оранжевым светом. Он не успел ещё толком много понять, но чувствовал приближение страха — это был страх в разы сильнее того страха, который он испытывал в последние три года перед злодеем, и страх этот был другого рода, это был страх не от гордости, это был страх необъяснимый, будто совсем не из нашей людской реальности.