Притворщик
Шрифт:
Почувствовав, что его терпение на исходе, Саймон как можно мягче произнес:
– Денни, уже поздно; почему бы тебе не лечь спать? Завтра я рано подниму тебя, а пока…
Услышав столь приятное приказание, парнишка повеселел, и на его страдальческом лице появилась робкая улыбка.
– Слушаюсь, сэр. В таком случае я встану, как только появится тележка молочника.
– Вот и хорошо. Спокойной ночи.
Оставшись наконец наедине со своими мыслями, Саймон придвинул кресло поближе к огню, стремясь получить хоть немного тепла
Ему не сразу удалось побороть свое удивление и понять, что именно сделала Агата. Молодая женщина, леди, была вынуждена изобрести для себя мужа, чтобы беспрепятственно заниматься поисками исчезнувшего брата. А потом нынче ночью ей показалось, что она влюбилась – влюбилась в Саймона Рейна, вора, бывшего трубочиста и прижитого неизвестно от кого сына чипсайдской проститутки.
Ну что ж, он готов поклясться, что она больше не влюблена. Странно, если бы это было иначе. Он лишил ее девственности, а потом предал, причем сделал это крайне неумело. Невежественный, обуреваемый похотью, он причинил ей куда больше боли, чем она ему. Воспоминание о ее широко распахнутых глазах и сейчас преследовало его, всякий раз заставляя вздрагивать.
Ему было неприятно узнать, что он принадлежит к категории мужчин, которые не способны контролировать себя и всегда идут на поводу у своих физиологических потребностей.
Но точно ли это была всего лишь физиологическая потребность?
Саймон тряхнул головой, пытаясь прогнать сомнение. Ну конечно, это всего лишь физиологическая потребность. Агата – женщина соблазнительная, страстная, нежная. Любой мужчина с ума бы сошел от радости, если бы ему посчастливилось заполучить к себе в постель такую, как она.
Любой, только не он – мастер самоконтроля, хирург, а иногда даже хирургический инструмент. В его тайном мире не осталось места для нежности и тепла.
К тому же за последние недели он несколько раз серьезно ошибся в оценках. Он недооценил Агату и недооценил силу страсти, которая обрушилась на него наподобие удара дубинкой, нанесенного грабителем в темном переулке.
Страсть. Он не заметил, как она подкралась, а теперь не мог без нее жить. Он хотел вернуть Агату, чтобы всю жизнь провести в ее объятиях, и он знал, что никогда не позволит себе этого.
– Я надеялась, что он женится на мне.
Агата отвернулась от окна, как будто утренний свет резал ей глаза. Джеймс, как положено выздоравливающему, полулежал на диване в гостиной, забыв о подносе с завтраком, стоявшем у него на коленях. Бледность и тихое страдание сестры тревожили его: прежде Агги никогда, не была тихоней.
– Но почему?
– Потому что я люблю его.
Джеймс поморщился. Проклятие, ну и ситуация!
– Ты уверена? Кажется, ты знаешь его всего несколько недель.
Агата быстро взглянула на него.
– Ты знал его многие годы, вот и скажи мне, есть ли причина, по которой мне не следует любить его?
На этот раз Джеймс надолго задумался. Он не мог отрицать достоинств Саймона. Пусть даже в данный момент ему хотелось задушить его собственными руками. Да, непростая ситуация…
– Но может быть, ты просто увлеклась персонажем, роль которого он играл?
Агата опустила глаза.
– Я только и думаю об этом. Не слишком, приятно осознавать, что ты влюбилась в человека, которого на самом деле не существует. – Она принялась нервно шагать по комнате. – С другой стороны, мне кажется, что в эту роль он вкладывает очень много себя настоящего. Возможно, Саймон играет роль человека, которым когда-то был…
Джеймс взъерошил рукой волосы.
– Что ж, возможно, так оно и есть. И что ты намерена теперь делать? Я, конечно, мог бы заставить его жениться на тебе…
Потускневшие глаза Агаты негодующе сверкнули.
– Если его придется уламывать, то он мне не нужен.
Джеймс с досадой тряхнул головой.
– Да нет же, дело совсем не в этом! Для Саймона женитьба означает конец карьеры: он неоднократно говорил это, и я ему верю. Он считает, что в противном случае его семью могут использовать против него.
Агата опустила глаза.
– Понимаю. В такой ситуации он будет вынужден выбрать Англию и потом всю оставшуюся жизнь обвинять себя в том, что предал свою семью.
– Вот именно. Я рад, что ты поняла это. И вообще ты сильно повзрослела за последний месяц…
– Точнее, за последние несколько лет. Просто тебя не было рядом, чтобы заметить это.
Джеймс промолчал. До этого он убеждал себя, что его письма к ней символизируют братскую преданность, и каждый раз обещал себе, что навестит сестру, как только выполнит очередное задание…
Правда заключалась в том, что Джеймс любил свою работу, любил ее риск и интригу. В «Клубе лжецов» он считался мастером диверсионной деятельности, великим Грифоном, который двигался бесшумно, как лев, и обрушивался на жертву с точностью орла. Он был тем человеком, к которому обращались в самых безвыходных ситуациях.
Как будто прочитав его мысли, Агата покачала головой.
– Ты и Грифон – одно лицо. Уму непостижимо! И все равно я рада, что ты нашелся.
– А я рад снова оказаться дома.
Агата ласково усмехнулась:
– Пока ты еще не совсем дома.
– Неправда. – Джеймс похлопал сестру по руке. – Эпплби – это всего лишь дом и несколько деревьев, а моя семья – это ты.
Лицо Агаты вдруг сморщилось, словно она собиралась заплакать, и когда Джеймс притянул ее к себе, она свернулась калачиком на одеяле, уткнувшись лицом в его шею.
Эх, не следовало ему так надолго оставлять ее одну! Если бы он был хорошим братом, ничего подобного просто не могло бы произойти.
– Агги, давай поговорим о твоем будущем. Многим ли известно, что Саймон на самом деле никакой не Мортимер Эпплкуист?