Приватный танец
Шрифт:
— Вот, записала.
Всю дорогу с папой молчим. Такое ощущение, что мы отдалились друг от друга так, что даже поговорить не о чем. А может обстановка такая, что никто из нас разговаривать не хочет. Каждый думает о своем. Переживает.
Мы едем за Асият и не знаем, что ожидать? Что с ней и почему она в клинике?
Я гоню прочь плохие мысли, для меня главное знать, что она жива, скоро увидим ее.
Но то, что вижу я, когда захожу в палату, вгоняет в шок. Вызывает дрожь и я не смотря ни на что, ни на то где мы и с кем мы, кричу во весь голос и
— Асият!
Асият стоит у настежь открытого окна в одной белой ночнушке. Холодный морозный ветер дует в лицо и развевает ее волосы по сторонам.
Она вздрагивает и поворачивается ко мне, когда слышит мой голос.
Глава 15
Обнимаю.
Крепко прижимаю, когда она начинает громко плакать,
Падает на колени, я следом.
Асият задыхается, издает какие-то звуки.
Отпускаю, чтобы она набрала кислород в легкие.
— Злата…
— Девочка моя.
— Где ты была? — глажу ее волосы, убираю за ушки, чтобы не лезли в глаза, окно до сих пор открыто, ветер дует, пронизывает кожу, — я была совсем одна, — плачет, словно задыхается, — мне было так больно, — стучит себе по груди, — вот тут, я думала, что умираю.
— Ты что такое говоришь?!
— Почему я не умерла? Зачем я осталась жить?
— Асият, — смотрю в ее глаза, не узнаю. Взгляд потухший, глаза непонятного цвета, еще больше пугают черные круги под глазами и бледное, практически белое лицо. Она, дрожащими руками, берет мои руки в свои, подносит к своему лицу:
— Мне так тебя не хватало.
— Перестань плакать, пожалуйста. Асият.
— Если бы ты была рядом, ничего бы не произошло, — мотает головой в стороны, — я уверена, ты не бы не дала случится тому, что случилось.
— Что случилось? — она закрывает глаза, — Асият.
— Я боюсь Злата, мне очень страшно, — ее начинает сильнее колотить, она стучит зубами, без того холодные руки леденеют и синеют, — мне страшно трогать свой живот. Там пусто Злата..
Только после этого смотрю на ее плоский живот, слёзы большими каплями срываются с моих глаз. У меня пропадает дар речи, во рту пересыхает, сердце начинает бешено колотиться, дыхание учащается, когда понимаю, почему она боится. В глазах темнеет, меня начинает знобить. Я вою, кусаю свой кулак до крови, не сдерживаясь, громко плачу.
— Как так? Как, Асият? — она пожимает плечами и теряет сознание.
Я кричу так, как не кричала никогда в жизни. Наверное, мои крики слышит все гинекологическое отделение, потому что в следующую секунду в палату заходят все. От врача с медсестрой, до пациентов с других палат. Я бью Асият по щекам, и кричу, чтобы она открывала глаза, положив другую руку под голову. Меня оттаскивают от нее.
Врач опускается на колени, а медсестра выбегает из палаты, что вернутся через минуту с дежурной аптечкой.
Я плачу и кричу, чтобы они вернули мне подругу, трясусь так, что девочки, которые держат меня под локоть, трясутся вместе со мной.
Асият открывает глаза, ищет и слегка улыбается,
— Ты как не ела, так и не ешь? — спрашивает врач, на что Асият просто опускает глаза, — сейчас я распоряжусь, тебе поставят капельницу, но, — она смотрит на меня, — тебе плохо, девочка?
— Нет, все в порядке.
— Ты тоже побледнела, не хватало еще, чтобы и ты потеряла сознание, — я мотаю головой, мол все в порядке, она перевод взгляд на Асият, — так, если ты есть не будешь, прости, — разводит руками, — не выпишу!
Она просит всех покинуть палату, и сама выходит следом.
Я перемещаюсь ближе к подруге, укрываю.
— Почему ты не кушаешь? — спрашиваю дрожащим голосом.
— Не могу, — Асият виновато смотрит на меня, — у меня не будет ребенка, Злата.
— Асият.
— Он убила его, моя мать. МОЯ МАТЬ УБИЛА МОЕГО РЕБЕНКА, — я подношу ладонь к лицу, не сдерживаюсь, плачу, — зачем мне есть, для кого? — она указывает пальцем на свой живот, — я больше не колобок, — плачет.
Мне не понятны причины, почему эта женщина так поступила? За что? Как можно убить ребенка, пусть еще в утробе матери? Какие должны быть мотивы у такого поступка? Сколько бы я не думала, не могу придумать хотя бы одно оправдание этой женщине.
Асият мне искренне жаль, я не понимаю, как можно с этим жить? Хочется положить руку на свой живот, защитить своего малыша и сказать, что с ним подобное не случится, но боюсь. Боюсь реакции Асият.
Я боюсь трогать свой живот, у меня там пусто..
— Я не знала, для чего мы тут, — дрожащим голосом рассказывает Асият, — я дура, что не понимала, зачем она привезла меня сюда? Все произошло так быстро, я опомнится не успела, как опустошилась… у меня теперь черная дыра, — тычет себе в грудь, — вот здесь, ничем ее не заполнить. Мой ребенок не увидит белого света, я не смогу взять его на руки, приложить к груди, я не смогу почувствовать его теплое дыхание, он не дышит… зачем мне жить и дышать?
— Так, — в палату заходит медсестра со штативом для капельниц, — вы что плачете? Обе? Это не конец света, понимаете? Слышишь? — смотрит на Асият, которая в свою очередь еще громче плачет, я с ней, — ты молодая еще, вся жизнь впереди!
— Я не знала, зачем она привезла меня сюда… о всевышний, прости меня.
Медсестра вдоволь наговорившись, ставит капельницу и просит успокоится.
— А вы можете привезти ей что-нибудь покушать? Может она нашу больничную еду не хочет?
— Да, да, конечно! Сейчас, — поднимаюсь на дрожащие ноги, — я сейчас попрошу, папа привезет что-нибудь.