Приватный танец
Шрифт:
Меня в миг накрывает паника.
Вопросы один за одним сыплются в голове:
Неужели он узнал, что Злата танцует в клубе? Хотя она только третий день, как начала работать.
Кто-то узнал и доложил?
Он проследил и сам узнал?
Зачем тогда он приехал к нам в общежитие, а не в клуб, если узнал?
— Девочка? — Петр Михайлович обращается ко мне, высунув голову в окно машины, в заднюю дверь, — не бойся. Не узнала меня?
— У-узнала, — выдавливаю короткую улыбку.
— Вот и славно, сядешь в машину, на пару слов?
— А может…
— Я не сделаю ничего плохого, поговорим, и все, — он сам выходит из машины, приглашая меня сесть.
— Ваша дочь, она немного заболела, — о всевышний, дай мне сил врать и не краснеть, — у нее голова болит! — тут же поправляю себя, когда вижу как сдвигаются вместе брови Петра Михайловича.
— Понятно, — он делает небольшую паузу, переводит дыхание и спрашивает: — Как Злата?
— У нее все хорошо.
— У вас есть, что покушать? — он заметно нервничает, сжимает руку в кулак, другой сильно сжимает ручку двери, до белых костяшек.
— Да, всего хватает, — Петр Михайлович открыто рассматривает меня, я невольно прикрываю живот руками.
— Я хотел попросить тебя… кое о чем.
— О чем?
— Только пожалуйста, ты не говори ей о нашей встрече, обещай.
— Хорошо, — и говорю и переживаю, что мне придется скрыть от подруги встречу с ее отцом.
— Злата — моя единственная дочь, которую я очень люблю. Но то что она творит, не входит ни в какие рамки. Я всегда шел у нее на поводу, чтобы она не захотела, не сделала, все принимал, молча, старался угодить, и это, наверное, было неправильным, — он смотрит в окно, куда-то вдаль, — когда она начала встречаться с этим Валерой, я просто обезумел! Как так? Моя дочь и этот щенок! — он опять нервничает и повышает голос, заметно, что не может справится с эмоциями, но тут же замолкает, выдыхает и продолжает совсем спокойно, — я хотел попросить о помощи. Я понимаю, что был жесток с ней, когда говорил… впрочем уже не важно. Важно то, что я остался без дочери. И это уже не исправить.
— Почему же? Все можно исправить! — я радуюсь, я просто безумно радуюсь, что сейчас Петр Михайлович признает свою вину, ну почти, и готов помириться с дочерью, но…
— Я знаю свою дочь, она вся в меня. Не простит.
— Вы должны поговорить!
— Я отказался от нее. Думал накажу, она одумается, порвет свои отношения с этим Вал. щенком! А она?! Продолжала с ним встречатся! И не только… — он свирепо смотрит на меня, заставляя меня опустить глаза, будто я виновата, — я понимаю — перегнул! Должен был по-другому решить эту проблему, но то, что сделано, то сделано. Злата… она… - он не может договорить и я решаю, что имею право, говорить:
— Она простит вас, и вы ее.
— Меня не за что прощать! На тот момент я поступил так, как должен был! Эмоции шли вперед разума, но я наговорил уже…Все хватит! Я пришел не душу изливать! Ты — я вижу хорошая девочка, — “ага, очень хорошая, беременная девочка”, думаю про себя, опуская глаза, а он опять осматривает меня, — держи, — он протягивает мне пластиковую карточку, — это вам. Чтобы ни в чем не нуждались. Только не говори ей ничего, она не возьмет.
— Я тоже… — не спешу забирать карточку, он же сует ее мне в руки.
— Я хочу быть спокойным, понимаешь? Знать, что у нее есть все. Она не привыкла жить, в чем-то нуждаясь.
— Ну она… когда узнает..
— Она не узнает.
— Может вы с ней поговорите? Помиритесь?
— Я сам решу, что мне делать. Держи карточку! В жизни всякое бывает, пусть будет! Только ей ни слова! Обещай!
— Хорошо, — не слишком ли много
— И еще..
— Что?
— Можно я иногда буду звонить, тебе, спрашивать как она? Я не могу постоянно следить за ней. Давно отпустил охрану и слежку, дал свободу. Обещал себе, не лезть. Пусть поживет сама, без меня и поймет, сама поймет, что важно, а что нет. Главное кто нужен! Можно мне звонить тебе?
— А вдруг она будет рядом, когда вы позвоните?
— Я не позвоню, пока ты не напишешь, что одна. Хотя бы раз в неделю.
— Хорошо. Ладно.
— Диктуй свой номер.
Мама звонит каждый день. Видеозвонок. Разговариваем подолгу, потом к нам присоединяется папа и Самир. Я долго не хочу их отпускать, понимаю, что скоро не увидеть, пусть даже через камеру, ни услышать не смогу. Потому, что время. Оно идет, не останавливается. Они все узнают и откажутся от меня. Каждый раз с трудом заставляю себя сдерживаться, чтобы не расплакаться в камеру, а после завершения звонка — реву. Обидно и грустно, ужасно грустно, что останусь одна. Пусть потом с малышом, но без них. Как я это переживу?
Петр Михайлович звонит, если не каждый день, то через день. Предварительно пишет, спрашивая одна я или нет. Каждый раз говорю, что Злата в душе. Стараюсь, чтобы звонил в одно и тоже время. В то время как Злата вкалывает в клубе. Но через месяц мы понимаем, что долго танцевать Злата не сможет.
Глава 12
Декабрь выдался очень холодным, снежным и ветренным. Уже второй месяц, как я работаю в клубе. Бухгалтером. Злата помогла устроится на пол ставки, работаю только по вечерам. То есть, по ночам. С восьми до двенадцати, понедельник выходной. Если успеваю пораньше закончить работу, естественно, и домой возвращаюсь пораньше. Не высыпаюсь, от слова совсем, тем более в моем положении, а что делать? Злата уволилась через месяц, как только узнали, что беременна. Танцевать она может, только вот никто не станет смотреть на стриптиз-танцы беременной танцовщицы. Вы бы слышали тогда, как кричала Лиля Сергеевна, управляющая клубом и танцами, на мою бедную Злату. Я тогда не сдержалась, первый раз в жизни накричала на человека, старше меня. Но я не жалею, если бы это было сейчас, вообще бы задушила. Злате и так было плохо, она себе места не находила, думала даже сделать аборт, когда Валера пропал, испарился сразу же, как узнал, что станет отцом. Я как могла поддерживала, успокаивала ее. Но сами понимаете, в ее положении это очень сложно, принять разлуку и свою беременность. Она по кусочкам собирала себя, ревела день и ночь. То отец, с которым они не помирились и не пытаються, каждый из-за своей гордости, то беременность и предательство Валеры. Но она справилась, взяла себя в руки, хотя, как и я, боится отца, что он узнает о ребенке. Порой мне кажется, что она боиться больше, чем я.
Я… я каждый день, в шесть вечера, сама звонила домой, так как на работу я уходила в семь, чтобы не вызывать никаких подозрений. Каждый раз мама упоминала, что я поправилась, похорошела. Просила мне встать и показать себя во весь рост, чтобы убедиться, что поправилась только на лицо, естественно, я не вставала. Еще чего, самой себе рыть могилу!
На самом деле, я набрала вес, но как говорит врач, это не страшно. Мы со Златой встали на учет в один день, в местную женскую консультацию, только я получила словесный выговор, что не сделала этого раньше. Беременность проходит хорошо, никаких осложнений и отклонений нет. Ни у меня, ни у Златы.