Приватный танец

Eiya Ell

Я молчу. Присаживаюсь на край кровати, смотрю под ноги.

Я всегда знала, что придет время и мы с ней встретимся. Только совсем не так себе все представляла. Я думала, репетировала свою речь в уме, планировала, что я ей скажу, когда мы встретимся. Но вот сейчас, полная растерянность. Я будто заледенела, не знаю как себя вести с ней, с женщиной, которая лишила меня ребенка.

— Прости меня, Асият, — она подносит мою руку к своим губам, я одергиваю и встаю с места. Мама всхлипывает и тихо плачет.

Мне становится

плохо. Вдруг не хватает воздуха.

Этот день полный сюрпризов, плохих сюрпризов, дается мне с трудом. Я молю про себя, чтобы скорее наступила ночь и я оказалась в своей постели. В теплом уютном доме Златы с Женечкой под рукой, тихо посапывающей. Там мое все, там меня ждут и любят. А здесь нет.

Нет меня для них. Они давно отвыкли от меня и научились жить дальше.

Только когда я смотрю в глаза брата и отца, понимаю — нет. Они любят. А мама?

— За что, мама, тебя просить? — вдруг ниоткуда прорезается голос, — за мою сломанную душу или за убитого ребенка, которому ты не дала возможности появится на свет? — она мотает в стороны головой и прикрывает глаза.

— Что ты такое говоришь? — спрашивает изумленный отец.

— Почему, мама, ты не рассказала им, причину моего исчезновения? Ты ведь знала почему, поэтому не искала меня с ними! — я на удивление не кричу, говорю спокойно, стараюсь не нагнетать обстановку и не грубить маме, хотя когда репетировала свою речь перед ней, там было все по-другому. В этой ситуации я не могу, я должна сдерживаться, говорить спокойно, — Папа, — я смотрю на его печальные и злые глаза, — почему ты не спрашивал свою жену, что случилось тогда, что после ее посещения, я исчезла? Почему, папа?

— Я спрашивал…

— Асият, — тихо спрашивает брат, — что случилось?

— Папа, мама! — смотрю поочередно на обоих, — вы воспитывали меня? Вы. Лучше, чем вы никто не знает нас с Самиром, я говорю про себя, три года назад, какая я была. Правда ведь, никто кроме вас не знал, какие мы, ваши дети, на что способны?

— Конечно, дочка, при чем тут это?

— Папа, вы воспитывали нас строго. С детства учили вашим обычаям, устоям, вашим законам. Мы выросли правильными и послушными детьми. Как ты, мама, — смотрю на нее, — смогла так поступить со мной?

— Что она сделала?

— Что ты сделала, Залина?

— Разве ты не знала меня, свою дочь, мама? Ты даже ничего не спросила, как и почему, тихо, молча решила все за меня. Лишь бы я не опозорила вас. Только бы люди не сплетничали о вас, ради своей порядочности и чести ты убила моего ребенка! Не выслушав меня. Ты даже ничего не спросила, молча записала в ряды распутных девиц.

— Что ты такое говоришь, Асият? — спрашивает Самир, в то время как отец молча сглатывает, — какого ребенка?

— Моего ребенка, Самир!

— Прости меня, дочка. Я пожалела о содеянном еще в больнице. Просила, умоляла врача сохранить ребенка. Но она сказала,

что процесс не обратимый.

— Конечно, мама! А ты не знала? Что на таком большом сроке, сначала делают укол, убивают ребенка, а потом вызывают искусственные роды. Мама, я всю ночь спала с мертвым ребенком в утробе! Как меня тебя простить, скажи? — слезы вырываются из глаз. Я всхлипываю и громко плачу, — то, что тогда я пережила, искусственные роды, ничто с тем, что творилось здесь, — я стучу себя по груди, — ты не потрудилась, мама, спросить, как так получилось, почему я оказалась беременной? — я вижу, как у Самира руки сжимаются в кулак, он громко и часто дышит, наверное ненавидит меня, папа молчит, только вижу застывшие слезы на глазах.

— Как, Асият? — спрашивает окаменевшей отец, — как так получилось? В твоей порядочности я не сомневаюсь ни на минуту! — есть ли слова важнее в этом мире для меня, чем то, что говорит отец? Нет!

— Меня обесчестили отец! Перед самым отъездом! Я испугалась, не сказала, — мать прикрывает рот ладонью, — я бы в жизни не подумала, что забеременею. Но мама решила все за меня. Она просто убила моего ребенка. Чтобы не опозорить честь семьи.

— Почему не сказала мне, Асият? — требует разъяренный Самир, — почему?

— Тебе было четырнадцать лет! Четырнадцать! — я смотрю на мать, — прости меня, мама, за то, что сейчас вместо того, чтобы утешить и ухаживать, я говорю ужасные вещи. Я тебя люблю, — смотрю в родные глаза, — я очень тебя люблю! Ты моя мать, родила и воспитала меня, вырастила. Я буду благодарна тебе всю жизнь, но за то, что ты убила моего ребенка — я никогда не прощу тебя, — я разворачиваюсь и шагаю вон из комнаты. Самир в один шаг догоняет, хватает за локоть и говорит приказным тоном:

— ИМЯ!

— Я не могу Самир.

— Скажи мне его имя, Асият! — я мотаю головой.

— Оставь ее сынок. Не сейчас, — слышу разочарованный голос отца.

— Спасибо, — Самир ослабляет хватку.

— Ты опять исчезнешь? — спрашивает дрожащим голосом.

— Я приеду завтра. Успокоюсь и приеду.

— Пошли проводим, — говорит папа и шагает в мою сторону.

— Не надо, — смотрю полными глазами слез, на брата и отца, — пожалуйста.

— Оставь хотя бы номер телефона, — просит отец.

Мы обмениваемся телефонами, я надеваю куртку и платок, на улице темно, но мне не страшно. Слава Богу, никто не увидит меня и моих слез. Не прощаюсь с родными, лишь прошу, чтобы не оставляли маму одну и выхожу во двор. Еще раз осматриваю двор и шагаю к калитке. Только я шагаю за калитку, упираюсь в сильную крепкую мужскую грудь. Знакомый аромат забивается в ноздри, вызывая во мне табун мурашек. Медленно поднимаю глаза вверх, пока не впадаю в омут любимых глаз.

— Это вы? Ты?

— Да, это я, Майя, Марк. Рад знакомству, — улыбается своей нахальной улыбкой.