Привет, Ангел
Шрифт:
– Родненький мой, ненаглядный ты мой. Все хорошо. Ты живой. Это главное. Сейчас боль пройдет. Тебе помогут. Я с тобой. Любимый мой, родненький. Только не волнуйся, все будет хорошо.
Я держала его руку, шла за ним до «скорой», в какой-то момент поняла, что босая. Кто-то заботливо дал мне туфли, которые слетели с меня, когда я на коленях перед мужем стояла.
– В какую больницу? – спросила я.
– В Склиф.
Кто-то помог дойти до моей машины. Кто-то даже сел вместо меня за руль – ну да, мужчина какой-то вызвался помочь:
– Я довезу вас. Вы сейчас не сможете сами.
– Да, да, спасибо. В Склиф. За той «скорой».
Муж долгое время провел в больнице, перенес несколько операций – и
А ребята погибли. В другой машине люди тоже здорово пострадали – один погиб, другой еле-еле выкарабкался. Но самое страшное – ребенок. Жена моего мужа спокойно пережить такую ситуацию, естественно, не смогла. Да и кто бы смог? Начались схватки, преждевременные роды. Ребеночек – мальчик появился на свет мертворожденным. Врачи говорили, что если бы девочка, то выжила бы. Девочки – они более приспособлены к жизни, к стрессам, а бедный мальчик не выдержал. Сама она лежала какое-то время в реабилитационном загородном стационаре, вышла из него более-менее вменяемой, правда, с застывшим выражением боли в глазах. Ну это не я говорю, это опять же общие знакомые – я-то ее не вижу.
Семья у них сейчас какая-то странная. Любви-то ведь изначально не было – так, флирт, легкая влюбленность, пересып, беременность. А для брака, видимо, чувства поглубже необходимы. Так и живут – детей нет. Он работает как одержимый. Поседел, постарел, прихрамывает, почти не улыбается никогда. Она – не знаю, чем она живет, но, говорят, выражение боли в глазах сменилось равнодушием.
Но интересно другое. Тот мужчина, который в день аварии подвозил меня, потом как-то нашел мой телефон, может, по номеру машины вычислил, а может, в столе справок больницы – я оставляла на всякий случай – не важно (сам он так и не признался). Позвонил, поинтересовался моими делами, предложил встретиться. Я была настолько ему благодарна, что он в тяжелейший момент моей жизни был рядом, что решила – куплю ему огромный букет цветов. И на свидание с мужчиной я пришла с тридцатью пятью потрясающими розами. Что вы думаете? Он встречал меня с точно таким же букетом, с розами такого же цвета и такого же сорта! Это была фантастика!
Собственно говоря, фантастика продолжается. Мы живем вместе, и я, кажется, снова беременна. Ну об этом пока не будем. Но у меня… тьфу-тьфу-тьфу… есть надежда на счастье! Да что там надежда?! У меня есть счастье!
Поэтому, когда кто-то начинает плакаться о своей несчастной женской доле, я рассказываю свою историю – страшную, жуткую, прекрасную, счастливейшую из всех историй!
Февраль—август—февраль
Игорь зарабатывал на жизнь частным извозом. Причем был оформлен в налоговой инспекции, имел все соответствующие разрешительные документы – все по правилам. Труд тяжелый, не очень-то денежный, но так уж сложилось.
Главный минус – быстрый износ автомобиля. А что это значит? Это значит, что колоссальная часть заработанных денег уходит на ремонт, на обслуживание, на профилактику. Конечно, он не то чтобы еле-еле сводил концы с концами, на жизнь хватало, но жизнь – она ведь разная. Средний уровень жизни, средний достаток. В доме все есть, дачка небольшая тоже в тридцати километрах от Москвы, на отдых раз в год семья обязательно выезжает. Жена работает. Она у Игоря молодец – труженица, хозяйка хорошая и вообще верная подруга жизни.
Под словом «верность» Игорь понимал не супружество без измен. То есть измены (связь с другими мужчинами или женщинами) – не есть доказательство неверности, считал он. Можно встречаться с кем-то, иметь любовников, но при этом оставаться преданным своей семье. А можно даже и не помышлять об адюльтере, но в семье быть «ни рыба – ни мясо». И что в этом хорошего?
Работал Игорь по-честному. Практически всегда… Почти всегда… Конечно, у него был принцип «клиент – деньги», но изредка, иногда, крайне-крайне редко этот принцип мог быть заменен на иной – «клиентка – любовь».
Ну под словом «любовь» здесь понимался совершенно определенный физиологический акт. С одной стороны, зачем бы ему это? С другой, бывали действительно тяжелые дни – скупые клиенты, проблемные ситуации, пробки, непогода – когда к вечеру аж руки дрожали от усталости, напряжения и внутреннего дискомфорта. И если в такой ситуации какая-то дамочка в явно заигрывающем тоне называла адрес и на вопрос: «Сколько платим, красавица?» отвечала: «А может, по любви?», он соглашался. В таком случае удавалось расслабиться, немного разжать внутреннюю пружину, с улыбкой попрощаться и тут же забыть о приключении.
Бывали и посерьезней встречи. Но, честно говоря, работа выматывала, а ведь любое увлечение – это же труд, занятие, это же время, энергия, и не всегда был в нем запас этой жизненной энергии. Так что встречи бывали, иногда и более-менее длительные, но в большинстве своем не очень серьезные, не цепляющие за душу, – так, сменить впечатления, отдохнуть.
Февраль в этом году выдался слякотный, неприятный. (Как будто февраль бывает приятным.) Игорю всегда казалось, что самые тяжелые месяцы – это февраль и ноябрь. Февраль – потому что конец зимы, уже все устали от холода, от снега, а весны никак не дождешься. Единственный плюс – короткий месяц. А ноябрь – это просто жуть. Впереди вся зима, темнотища, ветер, снега еще нет. Безрадостно, уныло, тускло. И хотя если подходить философски, то он согласен с выражением «у природы нет плохой погоды», а если с позиций его разъездной жизни – то ничего хорошего он в этих месяцах не видел. И пассажиры нервные, замершие, усталые почему-то уже с утра. То ли дело май, летние месяцы… Не работа – одно удовольствие. Тепло, светло, чисто, одежды легкие, настроение приподнятое и платят соответственно…
Вообще для клиентов Игорь всегда старался создать приятные условия. В машине у него порядок был редкий. Коврики вымыты (благо в гараже у него мойка бесплатная с горячей водой), сама машина всегда чистая, легкие ароматизаторы – навязчивые запахи он сам не любил, масса кассет на выбор – от классики до шансона. Клиенты в большинстве своем были довольны.
Как-то сел один чудной дядечка, не очень ухоженный, полноватый, с мятым портфелем, а у Игоря радио какое-то включено. Игорь спрашивает:
– Устраивает музыка или что-то иное предпочитаете?
Дядечка безнадежно махнул рукой:
– Да пусть будет. Все равно то, чего я люблю, у вас нет.
– А именно?
– Ну, например, «Болеро» Равеля.
Когда через минуту зазвучала именно эта мелодия, мужик обалдел. Игорь как-то наблюдал такое в театре – когда актер преображается. В первом акте он, например, в костюме, который ему явно мал – рукава коротки, брюки по щиколотку, пуговицы внатяг, прическа взъерошена, взгляд тревожен, неуверен, заискивающе-угодлив. А во втором акте – это самодовольный господин в дорогих одеждах, с набриолиненными волосами, высокомерием во взоре, медленной речью и царственными жестами… Его поражало это искусство преображения, этот талант…