Привет из ада
Шрифт:
Пока они не торопясь, двигались сквозь толпу. Рысак выслушал много пожеланий от благодарных зрителей. Начиная от "держись бродяга" и до "чтоб у тебя паскудника, яйца отсохли" прошамкал скрипучий, старческий голосишко. Он уже совсем, как собрался ответить, но его втолкнули в машину и они с включенными сиренами и мигалками отчалили от больницы.
Пока машина, не торопясь, как на экскурсионной прогулке двигалась через центр города, он с теплотой вспоминал раздававшиеся из толпы выкрики и пожелания. Воспоминания так увлекли его,
— Куда едем, начальник?
— На кудыкину гору, — был тут же получен исчерпывающий и главное, емкий ответ.
Через пятнадцать минут они подъехали к зеленым металлическим воротам, которые почти мгновенно распахнулись и милицейский аппарат, въехал во внутренний двор неприметного здания, которое чем и могло броситься в глаза, так это полным отсутствием отличительных особенностей и опознавательных знаков.
— Ну, давай братэла, выходи. Приехали.
Рысак неуклюже выбрался. Посмотрел вверх на затянутое тучами небо. Последнее, что он услышал: "Врача ему, быстро". После чего отключился.
ГЛАВА 7 ГУСАРОВ
Когда новенький, попытавшись встать, вновь упал, он гулко ударился головой о пол. Звук удара развеселил старожилов.
— Во, масть поперла, — заржал сверху неприятный голос. — Еще одну спермодоилку прислали. Нет, братва, у меня на всех сил может не хватить.
Разговорчивый беспредельщик спрыгнул сверху и подошел к лежащему у двери. Присев на корточки начал расстегивать у беспомощного парня рубаха, пытаясь стащить ее с него.
Тот пришел в себя.
— Не смей меня трогать, — тихим голосом сказал он. — Убери свои грабки. Я — за вора. Погоняло — Рысак.
— Да, я тебя признал, — потирая руки в предвкушении славной забавы, сказал ему подошедший. — Ты что, Рысак, забыл меня? Мы ж с тобой вместе в таганрогском изоляторе чалились.
— А, Ожог… Но, ты же… — и Рысак осекся.
— Говори, говори, — Ожог был доволен, что его узнали. — Ты, наверное, хотел сказать, что я ссучился. Изменил вашему делу, спелся с мусорней… Говори, тем более, я уже все это слышал на сходняке, который меня приговорил… Сходняк приговорил, а ментура спасла…
Гусаров продолжал наблюдать за всем происходящим с нескрываемым интересом. Назвавшийся Ожогом продолжал свои рассуждения. И чем дальше он говорил, тем яснее становилась участь Рысака…
— Не повезло тебе Рысак. Если ты еще не понял, то тебя прислали ко мне на правилку. А находишься ты в пресс-хате. Помнишь, почему она так называется? Печатать — означает насиловать в то место, которым ты раньше срал, а сейчас будешь удовлетворять меня, бывшего вора, приговоренного своими бывшими дружками, лучшими корешами к лютой смерти…
Гусаров слушая этот монолог понял, что следователь прислал его сюда "на исправление". Сутки, двое пребывания в таких условиях и сам побежишь вприпрыжку каяться в том, чего не делал и подпишешь все, что будет предложено. Еще и сам будешь выдумывать кровавые подробности… Этих бы бандитов, да на полчаса в кавказский зиндан, что бы они тогда запели?
— Э, слышь, расписной, — обратился он к Ожогу. — Оставь парня в покое, не видишь, он даже сам подняться не может…
После его слов тихо стало в камере. По идее новичок уже давно должен был с продырявленным задом, корчась от боли валяться под шконкой… А он… Не только не свалился со шконаря, а еще и имеет наглость что-то вякать?
— Ты, с кем это там толкуешь? — оскалился Ожог, резко оборачиваясь в сторону, откуда только что прозвучал голос.
— С тобой, гондон штопанный, с тобой и с твоей шоблой, — в тон ему ласково произнес Гусаров.
Понимая, что с троими в тесном помещении драться легче, чем с четверыми он резко соскочил с нар и нанес близлежащему и до этого молчащему заключенному сверху вниз резкий удар в солнечное сплетение. Лежащий, хоть и смог достать заточку, но она ему не помогла. Он скрутился от боли и свалился с того места, где лежал. Ударом ноги Алексей загнал его под нары.
После этого он, как на тренировке начал лупить оставшихся троих. Бил не так больно, как очень обидно. Пощечина от которой сознание не теряешь, но слезы брызжут во все стороны и ярость, в вперемешку с помутненным рассудком, мешает правильно оценивать сложившуюся ситуацию.
Рысак, чуть приподнявшись, смог прислониться спиной к стенке. Он участия в драке не принимал, а только ойкал когда в очередной раз, рядом с ним падал один из старожилов пресс-хаты.
У Ожога от увесистых пощечин, когда голова болталась как говно в проруби, разум совсем помутился, он тяжело дыша вынес Гусарову свой окончательный приговор:
— Все, козел, жить тебе только до вечера.
Зря он так сказал.
Гусаров, как бы прислушался к сказанному. Смысл очень не понравился. Особенно этот безапелляционный тон, которым ему сообщили данное неприятное известие. Он рассвирепел. Ногами позагонял под шконки двоих плачущих беспредельщиков. Сгреб в охапку Ожога и, не давая возможности ему хоть как-то сгруппироваться, дважды броском через плечо, швырнул его на бетонный пол. Второй раз пришлось бросать уже бессознательное тело.
После туманным взором повел по поверхности и обращаясь к Рысаку спросил.
— Давай, крестник, говори, что дальше.
— Пусть, гнойный пидор, их всех опустит, — просипел с пола Рысак.
— Не понял, что сделает, — удивленно произнес Гусаров, вытирая выступивший пот. — Может, поднимет?
— Пусть, говорю, отпидарасит каждого, — Рысак мотнул головой. — Хотя Ожогу и этого мало… Сучня, гребанная.
— Эй, ты, шалупонь, — негромко сказал Алексей. — Слышал, что сказано. Давай, начинай развлекаться…