Привет, картошка!
Шрифт:
— Но, дорогой мой Петр Иванович, — запротестовала Марьянна, — здесь нужна не литература, а уроки, как собирать картошку. Вы ведете труд.
— Я веду табуретоведение. Так они, кажется, называют мои уроки?
— Зачем вы так?
Петр Иванович не ответил. На Карабут-бугор они поднимались молча. Наверху было ветрено. Река поблескивала в темноте неясно. Кусты ивняка на том берегу, дальние покосы, поля вокруг деревни сливались с тяжелым серым небом. Петр Иванович стоял, смотрел и никак не мог отдышаться. То ли слишком быстро поднимался, то ли резкий запах земли и полынной травы застрял горечью в легких.
— Я замерзла, — сказала Марьянна. —
Она спустилась вниз и быстро, не оглядываясь, пошла назад, в деревню.
Петр Иванович простоял довольно долго на ветерке. Озяб… Но возвращаться к клубу не хотелось. Оскальзываясь в грязи и цепляясь за ветки мокрых кустарников, он спустился к роднику. В окружении белых камней мерно булькала не замутненная ничем вода. Песчинки вместе с водой поднимались со дна и тут же оседали, рассасывались журчащим ручейком между камней. Спускаясь, Петр Иванович испачкал руку в грязи; он присел перед родничком на корточки и опустил руку в холодную воду. Было сыро и зябко, а он держал руку в воде, словно для того, чтобы проняло до самого сердца. Но не пронимало. Леденела ладонь, а под плащом, под серым стареньким свитером сохранялось тепло. Петр Иванович зачерпнул заледеневшей ладонью родниковой воды и стал пить большими глотками. Он пил, чувствуя, как леденеют зубы и пронзает холодом изнутри все тело. Содрогнувшись, он выпрямился, сошел с камня в грязь. На камне остались следы от ботинок. Он постоял, погрел руки в карманах плаща. Потом снял с обтесанного колышка, вбитого рядом с запрудой, стеклянную поллитровую банку из-под компота, присел на корточки, зачерпнул воды банкой и принялся смывать грязь с камней. И это доставляло ему такое же сильное удовольствие, как в детстве, когда он ходил к роднику за водой с матерью и они вдвоем «умывали» камни.
«Какую работу выполняешь по дому?»
Алена ответила:
«Хожу в магазин за хлебом».
«Кем хочешь стать после окончания школы?»
Алена ответила:
«Ох! Не знаю».
Глава шестая
Вечный треугольник
Как две птицы, большая и маленькая, сидели на загородке перед клубом Рая Русакова и Алена Давыдова. Было в этом сидении перед освещенными окнами, в ритмическом покачивании ногами и зонтиком что-то магическое, завораживающее.
— Чего мы здесь сидим? — спросила Рая.
— Не могу избавиться от ощущения, что это уже было со мной, — ответила Алена.
— Явление апперцепции, — со знанием дела заявила Рая Русакова.
Алена улыбнулась. Хорошо, когда рядом есть человек, который знает все и все может объяснить.
— А в самом деле, почему мы сидим? — вздохнула Алена.
— Я сижу, потому что злюсь, — сказала Рая Русакова. — Почему они так со мной разговаривают? И почему ты им позволяешь сидеть рядом с собой и трогать себя за коленки?
— Я не позволяю. Они сами.
— Ты не маленькая и не дурочка. Должна понимать, что в период мутации это особенно опасно.
Алена не выдержала и засмеялась.
— Не вижу ничего смешного.
— А мутация?
— Что — мутация? — не поняла Рая.
— Смешное слово.
— Девушки, — внезапно раздался за спинами голос.
— Ой! — вздрогнула Рая.
— Не пугайтесь, — улыбнулся добродушно парень. — Вы на картошку приехали? Давайте знакомиться. Даньшин Михаил.
— А вы кто? — спросила Рая.
— Механизатор. Я буду поднимать для вас четвертое поле.
— Как поднимать? — заинтересовалась Алена.
— На тракторе.
— А где же ваша труба, Миша?
— Какая? — изумился тот.
— Большая медная, — жестко ответила Рая.
И, спрыгнув на землю, девушки пошли в клуб. А Миша Даньшин так и остался стоять с протянутой рукой.
— При чем здесь труба?
Подошедший из-за спины Сашка-матрос так и пожал эту протянутую руку.
— Здрауствуйте, здрауствуйте, — сказал он, жеманничая и кривляясь.
— Да иди ты, — оттолкнул его Миша Даньшин. — Откуда ты взялся?
— Прибыл с визитом вежливости.
Танцы в клубе были в полном разгаре.
— Главное, помнить, что Япония — Страна восходящего солнца, — подмигнул Сашка парню с бакенбардами.
— Привет, — расплылся тот в улыбке, — когда приехал?
— На кораблях не ездят, а ходят. Любку не видел?
Парень с бакенбардами замешкался с ответом, и Сашка прошел дальше. Вид у него был живописный. На плечах серенький в крапинку, видавший виды пиджак. Рубашка расстегнута на две пуговицы. Виден «тельник». Брюки форменные, из настоящего морского сукна. На животе широкий ремень с латунной пряжкой, изображавшей парусник. Он шел по стеночке, подметая пол мокрыми клешами и пожимая руки знакомым ребятам. Красноречивые взгляды безошибочно вели Сашку-матроса в тот угол, где «скрывалась» девушка.
— Любк, я здесь, — предупредил он ее через головы подруг.
— Очень мне нужно знать, что ты здесь, — выпрямилась Люба.
— На неделю застряли в вашем затоне. Мотор кашляет.
— Очень мне нужно знать, что у вас с мотором.
— Любк, ты чего? Платье новое надела и не хочешь узнавать знакомых ветеранов. Тебе очень кстати этот кримпленчик.
— А тебе рыбья чешуя. Браконьерничать вы остановились, а не мотор чинить. Хоть бы переоделся, когда в клуб идешь. Весь в чешуе.
— Это у меня костюм с искоркой, — смутился Сашка. — Я, между прочим, не на танцы. Я в библиотеку новинки литературы посмотреть. Я буду ждать тебя в библиотеке, Люб.
— Жди, — не поворачивая головы, ответила Люба.
— Я буду ждать, — подмигнул Сашка оторопело глядевшему на него Игорю Смирнову. — Главное, знать — не забывать: Мексика — это страна кактусов. Колючих цветов, — добавил он многозначительно.
Танцы продолжались, когда Валера Куманин, Сережа Жуков, Аня и Люба вышли на улицу. Потом их догнали парень с бакенбардами и Ольга. Люба и Сережа оказались в одной компании помимо своей воли. Аня не хотела уходить без Любы, а Валера тянул за собой Сережу. В общей болтовне Сережа и Люба не участвовали. К ним иногда обращались, они отвечали, но друг с другом не разговаривали и даже смотрели в разные стороны. Они были чужие, случайно оказавшиеся рядом, но оба чувствовали, что молчание объединяет их, выделяет из общей группы.
За деревьями мелькнул дробный свет. Фонарь висел прямо на дереве, освещая часть улицы и какие-то складские помещения. Сережа и Люба, глядя себе под ноги, шли на свет фонаря и неожиданно оказались одни. Парень с бакенбардами утащил Ольгу в темноту на другую сторону улицы, а Валера исчез вместе с Аней за углом сарая на этой стороне улицы.
Люба и Сережа вошли в круг света и остановились. Положение их было довольно глупым.
— Валера! — позвал Сережа.
— Ольга! — позвала Люба, глядя в другую сторону.