Привет, картошка!
Шрифт:
— Что ты сделал, Андрей? — тихо спросила мамулия Юлия.
— Сделал нас всех государственными людьми. — Он посмотрел на Сережу, виновато сморгнул. — Тебе лучше поехать. И для поступления в институт будет лучше. Дадут трудовую характеристику.
Сережа отбросил стул и выбежал из комнаты.
— Обиделся, да? — смущенно улыбнулся Андрей Николаевич.
— Что ты спрашиваешь? Что ты смотришь на меня печальными глазами Офелии? Я за эту справку помогла ей достать двухтомник Василия Шукшина.
— Зачем ей Шукшин? То есть я хотел сказать: зачем корове зонтик?
— Господи, да нам какое
— И к тому же треугольная печать железнодорожной поликлиники. Мы же в другой состоим.
— Треугольная печать юродивого у тебя на лбу.
— Не кричи на него, — заглянул в дверь Сережа. — Я и так не поеду. Я имею право не ехать. Просто не ехать, и всё! Есть приказ министра, государственного человека.
…ПРИКАЗ МИНИСТРА ПРОСВЕЩЕНИЯ СССР № 37. 6 АПРЕЛЯ 1973 ГОДА. О ВВЕДЕНИИ В ДЕЙСТВИЕ ПОЛОЖЕНИЯ О ЛЕТНИХ ПРАКТИЧЕСКИХ РАБОТАХ УЧАЩИХСЯ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНОЙ ШКОЛЫ…
…ТРУДОВЫЕ КОЛЛЕКТИВЫ УЧАЩИХСЯ ОРГАНИЗУЮТСЯ ШКОЛОЙ ПО СОВМЕСТНОМУ РЕШЕНИЮ ДИРЕКТОРА И КОМСОМОЛЬСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ (ПРИ УЧАСТИИ ПРЕДПРИЯТИЯ, КОЛХОЗА, СОВХОЗА). ОНИ ЯВЛЯЮТСЯ ДОБРОВОЛЬНЫМИ ОБЪЕДИНЕНИЯМИ УЧАЩИХСЯ И ДЕЙСТВУЮТ НА ОСНОВЕ ПРИНЦИПА САМОУПРАВЛЕНИЯ…
Глава вторая
Дорога-двурога
Современный магнитофонный репертуар необъятен. Нашлась песенка и про картошку…
Автобусом до Сходней доезжаем, А там рысцой — и не стонать. Небось картошку все мы уважаем, Когда с сольцой ее намять, —хрипел Высоцкий, заглушая шум мотора. Автобус плыл сквозь дождь. За окнами мелькали смазываемые струями дождя указатели. Сережа ехал вместе со всеми и был один. Он отсутствовал, даже песни не слышал, хотя магнитофон был рядом, на коленях у Валеры Куманина. Сережа сидел у окна и вспоминал, было это с ним или ему только кажется… Будто он бежал через улицу и гнал носком ботинка картофелину. Точнее, даже не гнал, а бежал сбоку, придерживая очки, чтобы не упали, а гнал картофелину Валера Куманин. Или, может, Толя Кузнецов? Одним словом, другие. А он, кажется, даже ни разу не задел ее. Или вообще не бежал с ребятами, а видел это со стороны. А может, и не бежал, и не видел, а придумал сейчас все это, потому что Валера Куманин гонял на магнитофоне песенку Высоцкого про картошку. Он включал и выключал маленький магнитофон, и все на одной и той же фразе…
Когда с сольцой ее намять… Когда с сольцой ее намять…— Куманин, неужели не надоело? — страдальчески повернула к нему свое измученное лицо Зоя Павловна. Она уже две таблетки проглотила, но головная боль не унималась.
Автобус вырвался из потоков ливня, дождь впереди был мелкий, несерьезный. Вот-вот должно было проглянуть солнышко, но так и не проглянуло. Небо затянуло тучами. Дорога свернула с асфальта. От близко подступающих к изъезженной колее деревьев распространялся сырой прохладный сумрак. Автобус нырял из колеи в колею, переваливался с боку на бок, а когда набирал скорость, его заносило, и сырые ветви деревьев хлестали по стеклам.
Всех укачало, все приумолкли. Один Валера Куманин никак не хотел униматься. Он крутил магнитофон, убирал громкость, увеличивал и неожиданно включил на полную мощность:
Автобусом до Сходней доезжаем, А там рысцой — и не стонать… —заорал Высоцкий хриплым голосом.
— Куманин, — вздрогнула Зоя Павловна, — я же просила.
Сережа отвернулся от окна и выключил магнитофон, ткнув наугад в клавишу. Валера осклабился; если бы не Сережка, он бы еще подергал нервы этой «разнервенной» учительнице.
Дорога пошла под уклон, автобус набрал скорость, с ходу вспучил колесами воду в огромной грязной луже, заполнившей низину. Машина зарылась радиатором и, пройдя толчками несколько метров, остановилась. Мотор надсадно взревел, захлебнулся, заглох.
— Все! — сказал расстроено шофер. — Я думал, проскочим.
— Как все? — спросила Зоя Павловна и, вытянув тощую жилистую шею, нервно посмотрела в окно. — Там же вода.
— Я думал, проскочим, — уныло повторил шофер.
— Ну нажмите там на что-нибудь. Что же мы, так и будем стоять?
— На что нажать? — скучно спросил шофер.
В салоне раздался смешок. Учительница нервно обернулась.
— На что нажать? — повторил шофер.
Он открыл дверцу кабины, с досадой плюнул в мутную воду. Это был крупный парень с таким разворотом плеч, что, вероятно, на другой какой-нибудь машине, поменьше, не смог бы работать, не пролез бы в дверцу и не поместился в кабине.
— Ну и что же мы теперь будем делать? Тоже плевать? — спросила Зоя Павловна.
Шофер, не ответив ей, спрыгнул в воду. Обойдя машину, он открыл дверцу с той стороны, где сидела Зоя Павловна.
— Мы не можем выходить в воду, — предупредила его Зоя Павловна.
— А чего ж вы будете сидеть? — удивился шофер. — Здесь неглубоко. Вам по пояс будет.
— То есть как?
Шофер засмеялся, и Зоя Павловна поняла: шутит.
— А как же первый автобус? — сердито тряхнув головой, спросила она. — Они как-то проехали?
— Они свернули у мигалки. А я думал, мы здесь проскочим.
— Надо было ехать за флагманом.
— За кем?
Скучный вопрос шофера вызвал негромкий смех в салоне. Посмеивался, но не слишком явно, и Сережа. Очень уж. нелепо в этом разговоре выглядела Зоя Павловна.
— За флагманом, — повторила она. — Вы не знаете правил движения со школьниками.
— Шесть километров крюку, — сплюнул презрительно в воду шофер. — Да вы не волнуйтесь, здесь напрямик близко. Я вас по одному перенесу на бугорочек — и топайте. Согласие имеется?
— Нет, нет, я потом, — отступила в глубь салона учительница. — И вообще, я не знаю.
— Ну, кто? — просунулся плечом в дверь шофер и посмотрел на ребят. — Ну, чего, перенесу же. Вот ты, светленькая, давай сюда.
— Я? — спросила Оленька Петрушина, светловолосая восторженная девочка. — Вы мне говорите?