Привет, любимая
Шрифт:
И я не стала ему врать, хотя сначала такое желание имелось.
– Да.
– Что-нибудь серьезное?
– Да.
– Кто-нибудь обидел?
– он подсел еще ближе. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять - он за меня действительно переживает. А за меня никогда никто, кроме отца и тетки, не переживал. И мне больше не хотелось
– Сама себя обидела. Больше, чем другие. Не сердись, Рыжик, никому не хочу об этом говорить.
– У тебя заплаканное лицо, - спокойно заметил он. Вытащил из моих волос сухую веточку. Сунул пальцы в карман модных джинсов и вытянул крохотную расческу, - На, причешись. Плакала?
Я молча кивнула. Рядом с Мишкой мне сейчас было лучше, чем с кем бы то ни было. Лучше и спокойней. От него шло доброе человеческое тепло. Ничего не надо из себя строить. Можно говорить правду. Можно не бояться выглядеть такой, какая ты есть. В глубине души существовала уверенность, что Мишка все поймет правильно. Я подняла на него глаза и вместо привычных голубых льдинок увидела два теплых озерка. И удивилась. Он смотрел на меня с какой-то нежной жалостью. Мне стало не по себе, и я перевела взгляд на куст волчьей ягоды за его плечом.
– Как ты меня нашел?
– Случайно, - он пожал плечами. Мускулы так и заиграли под белой футболкой.
– Ехал с футбольного поля. Решил срезать угол - проехать здесь, ну и увидел... "спящую красавицу"...
– А почему не разбудил?
– мне захотелось обидеться. И смотреть не на Рыжего, а на бабочку, которая порхала возле его уха.
– Уж больно ты сладко спала. Даже причмокивала.
Вот змей! Думает, он тут кому-то нужен. Мечтать не вредно!
– И давно ты здесь?
– Что?
– Мишка отмахнулся от бабочки.
– Я спрашиваю, давно ты мой сон караулишь?
– Часа два, - рассмеялся он.
– Там, наверное, уже игра закончилась.
– Какая игра?
– спросила и сразу вспомнила, что наши должны сегодня играть в футбол с парнями из Березовки и Хлебникова.
– А ты? Ты не играл?
– Меня освободили. Я же тебя искал, - Мишка, как и вчера в овраге, заглянул мне в лицо. До чего ему веснушки идут! Заглянул и сразу отодвинулся.
– На, - он протянул мне аккуратный сверток. В свертке - два бутерброда с вареной колбасой. В желудке сразу же начались спазмы. Оказалось, что очень хочется есть. Надо же, от себя оторвал.
– Спасибо, - зубы уже впились в бутерброд и вместо слов получалось голодное урчание.
– Еще бы попить.
– Ага, - кивнул Рыжий, - и умыться.
Он опять скалил зубы. И что за человек? Я никак не могла понять. Рыжий подождал, пока я доем, и выкатил из-за кустов мотоцикл. Хорошо же я спала, если не слышала Мишкину "Яву" - из-за утерянного глушака она ревет, как сто чертей - только мертвый не услышит. Я полюбовалась мотоциклом и тут заметила, что на багажнике лежит целый ворох васильков.
– Ой, какая прелесть, - невольно вырвалось у меня.
– Это кому?
– Это себе, - смутился Рыжий, - Люблю васильки, понимаешь...
– А хочешь? Возьми, - предложил он.
– Хочу, - ответила я. Эти васильки казались лучше роз.
– Пойдем на родник? У меня еще есть время. Умоюсь. Попью. А по дороге сплету венок.
– И мне тоже, - попросил он.
– Ты шутишь?
– удивилась я и взглянула на него повнимательней. Нет, кажется, не шутит... Ладно, сплету и ему, раз он так хочет.
Мы шли по тропинке вглубь леса - к роднику, - и почти не разговаривали. Я была занята плетением венков и своими, неожиданно крамольными, мыслями. А Рыжему приходилось перетаскивать "Яву" через рытвины и корни сосен, вылезающие из-под земли. Изредка Мишка чертыхался. Пели птицы. Шумела листва от легкого ветерка. Не возникало необходимости в каких-либо словах.
Тропинка под ногами становилась сырой и упругой. Слабо пахло прелью и грибами. Я совсем успокоилась. Так тихо стало на душе... Мой венок был сплетен первым и тут же надет. Мишка показал большой палец в знак одобрения.
– Теперь плети мне, - потребовал он.
– Ты обещала.
Тропинка пошла под уклон - в небольшой овражец, к роднику. Мишкин венок был готов, но Рыжий отказался его надеть, пока не приведет себя в порядок. Чего там приводить? У него всегда все в порядке. Словно, он только что из стиральной машины, из-под утюга. Бог с ним. Хозяин - барин. Ему видней.