Привет, любимая
Шрифт:
– Нет, пап. Сейчас не могу... Я все равно... Ладно... Ладно, я сказала... Приеду и поговорим...
Вешая трубку на рычажок я тихо спросила тетку:
– Теть Нин, можно я тебя под руку возьму?
Она оглянулась вокруг, понимающе улыбнулась и подставила локоть. Так мы и вывалились из будки под ручку. Если у кого-то возникло желание подойти, то теперь оно было точно неосуществимо. Все подходы сознательно
Дома тетя Нина сказала мне:
– Слышь-ка, Александра, сядь. Поговорим.
Я села и уставилась на нее. Опять, что ли начнем выяснять отношения?
– Ну, с какого дурика ты чудишь?
– устало проговорила тетка.
– Я ить не дура. Я вот в будке-то постояла, так все и поняла.
– Да не все ты поняла, теть Нин. Не могла ты все понять.
– Пусть не все, а тоже не слепая. Ты плюнь на него-то. Плюнь. Мало ли парней вокруг?
Я молчала. Как ей объяснить то, что не могу объяснить самой себе?
– Вон Рыженький, - опять завелась тетка.
– Как его? Мишка, что ли? Ну, Соколихи внук. Так котору неделю возле нашей калитки отирается. А что? Он парень видный. По нем у нас много девок сохнет. И бабы. Молодые которые. А на этого своего плюнь!
– Да на кого?
– я сделала вид, что не понимаю.
– На Олега своего! Тьфу! Цыган он и есть цыган бессовестный.
– Ты за что на него взъелась-то?
– А так...
– разозлилась тетка.
– И ненашенские они. Пришлые.
– Как пришлые?
– уже по-настоящему не поняла я.
– А вот так, - пояснила она.
– Бабка их, Люба, - беженка. К нам ее во время войны определили. На постой к Калмыкову Витаське. Она у них после войны полдома купила. Работала на номерном заводе. Отсюда в город моталась. Муж у нее в сорок третьем погиб, у Любы... А Мишка наш, коренной. Сама знаешь, Кузнецовых здесь полдеревни.
– Да Рыжий твой тоже мне веселую жизнь устроил.
Я не ждала от тети Нины такой реакции. Она расширила глаза и медленно прикрыла рот рукой. Меня зло разобрало. Хорошо же она обо мне думает.
– Не таращься на меня так. Ну, чего уставилась? Все у меня в порядке. Не вру. Никого к себе не подпускала. Я - о другом.
Тетя Нина с шумом перевела дыхание. Ишь ты, как испугалась. А если бы мы с Рыжим... того? С ума бы сошла?
– Ну, как знаешь, - загрустила она.
– Тебе виднее... Езжай, конечно. Только я к тебе, Александра, вроде уже и попривыкла. Скучно одной-то будет.
– Ой, разнюнилась, - мне не хотелось признаваться, что и я к ней привязалась.
– Ты лучше к нам приезжай.
– А что?
– оживилась тетя Нина.
– И приеду. Не прогонишь тетку? Чай, родная.
– Будет тебе сопли распускать. Давай-ка напоследок в картишки перекинемся.
И мы до ночи резались с ней в подкидного дурака.
В половине одиннадцатого в дверь на терраске кто-то постучал.
– Слышь, Александра, выдь, посмотри, кого там черти в такую поздноту носят?
Я вышла на терраску, зажгла свет и открыла дверь. Вот это сюрприз. На ступеньках собственной персоной стояла Светик. Как же это она пришла, и корона с головы не упала?
– Поговорить надо, - сказала она высокомерно.
– И о чем?
– холоднее интонации у меня никогда не выходило.
– О том, что вчера было.
– Зачем?
– Ну как, зачем?
– она опешила и непроизвольно отступила на одну ступеньку вниз, ища рукой перила, которых изначально не имелось.
– Может, мы во всем разберемся, и я опять с тобой подружусь?
– Это, дорогая, не детский сад: раздружусь, подружусь. Раньше надо было разбираться. А на счет дружбы... Ты бы хоть для приличия поинтересовалась, хочу ли я с тобой теперь дело иметь?
И захлопнула дверь перед ее носом. Тетя Нина, разумеется, все слышала. Она не могла пропустить такое удовольствие. Всегда была против Светки. Вот и встала за моей спиной, подойдя тихонько, чтобы я не слышала.