Привет, любимая
Шрифт:
– А почему, как последняя дура?
– опешил он, медленно поворачиваясь ко мне.
А синячищи-то, синячищи под глазами! И бледный какой!
– Потому что все твои выходки прощаю... и буду прощать, - вздохнула я.
– Аля!
– кажется, он не очень-то и верил мне.
– Что, Аля? Что, Аля?
– Тебе холодно? Ты
Только заметил! Я кивнула. Он сгреб меня своими ручищами и прижал к себе. Ох! Как хорошо! Как тепло! Как спокойно!
– Где ты была? Я тебя везде искал. Тетя Нина чуть с ума не сошла. Сказала - ты гулять пошла. Я все объездил...
– Так это твой мотоцикл стрекотал сто лет прямо над ухом?
– Мой. А где ты пряталась?
– На роднике.
– Зачем? Что ты там делала?
– удивился он, - Смотри, как промерзла.
– Я тебя вспоминала...
Он потерянно улыбнулся и дотронулся губами до моего виска.
– Ну, чего ты дурака валяешь, - меня взяла досада.
– Думаешь, три года назад тебя просто так, из мелкой мести, попросили поцеловать? Я же тогда всю дорогу до самого родника изобретала различные поводы... Никак не получалось тебя спровоцировать. Пришлось просить открытым текстом... Боялась, не поддашься ни на какие уговоры. Ведь у родника ты даже пальцем не пошевельнул.
Рыжий глубоко, с облегчением вздохнул и еще крепче прижал меня к груди. Кажется, пришло все-таки время сказать ему правду.
– Да я влюбилась в тебя в одну секунду. Тогда, в овраге... Ты только мне в глаза заглянул - и все... Знаешь, как я жалела, что ты тогда свою хваленую настойчивость не проявил?
Я действительно сказала Рыжему правду. Ту самую, от которой так долго бегала сама. Он в овраге заглянул мне в лицо. Я увидела веселых чертиков в ледяных лужицах его глаз, тонкую золотистую россыпь веснушек на щеках. И влюбилась тут же. Без памяти. Раз и навсегда. Как же я плакала по ночам, когда все-таки уехала в город. Как мечтала о случайной встрече. Хотя бы где-нибудь в толпе. И как счастлива была, когда он нашел меня. Так неожиданно. И был так решителен. Я вспомнила: он захлопнул за собой дверь, погасил в прихожей свет, и мы целый век не отрывались друг от друга. А потом он прошел в комнату и спокойно сказал:
– Постели постель. Я не хочу, что бы мы, как мелкие шкодники, жались в коридоре. Это слишком серьезно. И пусть у нас все будет по-настоящему.
У нас и было все по-настоящему. Мы никуда
Мишка взял в ладони мое лицо:
– Алька! Мы с тобой натуральные дураки! Только последние дураки могут так запутаться.
– Ага, - вдруг всхлипнула я, неожиданно даже для самой себя.
Вот они - слезы. Пришли, наконец. Главное, вовремя. Только их нам с Рыжим теперь и не хватало.
– Алька! Давай сначала? Я только сегодня вернулся из армии. И ничего у нас еще не было: ни ссор, ни обид...
– Давай, - робко согласилась я.
Глаза у Мишки потеплели. В них запрыгали знакомые чертики.
Большие, теплые руки легли мне на плечи. Призрак цунами замаячил где-то очень близко.
– Привет, любимая!
– сказал Рыжий и наклонился ко мне.
Часть III
"Ох, Рыжий!.."
Чай был теплый. Не горячий и не холодный, а именно теплый. Такой, как я любила. Наконец-то Светка стала признавать за мной право иметь собственные пристрастия. Да и пора бы уже. Вроде, выросли ...
Мы сидели у Светки в ее роскошной девятиметровой кухне. Не кухня, а танцзал какой-то. И обсуждали самое невероятное событие в ее жизни. В Светкиной жизни, разумеется. Она собиралась замуж.
Накануне она позвонила мне на работу.
– Алька! Ты что делаешь завтра?
– Стираю рабочие халаты мужа. Он приволок домой сразу пять штук. И пару штанов.
– Каких штанов?
– не поняла Светка.
– Операционных.
– А ... знаю ... Зелененькие такие?
– Ну да.
– Слушай, а ты не можешь отложить это грязное дело на послезавтра?
Светка была явно перевозбуждена. Это просто сквозило в ее голосе.
– А послезавтра мне везти тетю Нину в клинику.
– Ой, я и забыла, - спохватилась Светка.
– Ну, как там она?