Привилегия десанта
Шрифт:
— Совсем? — спросил я вовсе не к месту, как будто из столовой можно выйти частично.
— Ни один, — спокойно подтвердил дежурный.
* * *
— Командир вернулся, — сказал один из ветеранов, когда я зашёл в столовую.
Остальные радостно загалдели, ну, будто у всех было, что мне сказать, а из–за какой–то дурацкой паузы не получалось — куда–то командир выходил…
Да, не бриты, да, немного уставшие, но ни одного бессмысленного взгляда — свежи, как огурчики! И подруги — к тому времени я уже знал, что это не только жёны — засуетились: чистую тарелку на стол, наливают рюмку, подкладывают кой–какую закуску. Я смотрю на них и не верю глазам своим — люди на подходе к восьмому десятку, два дня практически без сна, а им хочется что–то мне сказать! Нет, они действительно из другого племени. А я инструктировал начмеда — как же, пожилые люди, мало ли чего! Да им сейчас автомат с рюкзачком — и посмотрим, кто отстанет…
— Ну, а ты — живой? — спросил я у замполита, на лице которого плотно оттиснулась печать бессонной и нетрезвой ночи.
— Чуток живой, дежурим вахтовым методом — по восемь часов! Мы пару раз пытались закруглить, только куда там…
Я смотрел на десантников маргеловского племени с нескрываемым восхищением — ай да ветераны, ай да молодцы! Такие солдаты просто мечта любого командира!
Через какое–то время стал ветеранов различать по именам, фамилиям и званиям. В любое время мои двери для них были открыты. Появлялись они дружно и всегда с потрясающим тактом спрашивали: «Чем можем помочь, товарищ командир?» Я видел фронтовиков в разных ситуациях, но ни разу не изменил своего первого впечатления о них — герои! И только всё больше укреплялся в этом мнении.
* * *
Я уже пару лет командовал воздушно–десантной бригадой в Гарболово, когда ко мне зашёл зам по воспитательной работе:
— Вас хочет видеть подполковник Рогозкин. Приглашает завтра к себе домой.
— У меня завтра командирская, езжайте без меня.
— Товарищ полковник, он хотел увидеть именно вас. Давайте всё оставим и съездим. Плох дед…
Скромная питерская квартира, а стол стараниями заботливой Елизаветы Ивановны накрыт, как на свадьбу — с икрой, коньяком. Рогозкин во главе стола в парадном кителе. Три нашивки за тяжёлые ранения, пять боевых орденов, тридцать медалей, парашютный знак, и я знаю, что за этим знаком — 4000 прыжков, из них 5 во вражеский тыл и 50 катапультирований!!!
Выпили за встречу, за ВДВ. Хозяин ни к рюмке, ни к закуске не прикоснулся. После третьей подозвал меня к своему рабочему столу.
На столе карта Ленинградской области. На ней по науке, 2 на 5 км обозначена площадка приземления.
— Товарищ полковник, Владимир Васильевич, возьмите эту карту. Я знаю, у вас проблема с выбором площадок приземления. А вот про эту площадку никто не знает. Мы на неё ещё в 1940 году прыгали.
— Спасибо большое, Фёдор Иосифович, обязательно использую.
Не мог я сказать деду, что это место сейчас попадает под глиссаду Пулково–2 и сплошь застроено. Видел, как это важно было для фронтовика, знал уже, что он несколько раз пытался поговорить со мной, но всё не получалось. И я вновь поразился величием этого поколения, их преданностью делу, которому один раз в молодости они себя посвятили и беззаветно служили до последнего вздоха.
Да, до последнего вздоха! И это не художественное преувеличение: на следующий день гвардии подполковник в отставке Рогозкин Фёдор Иосифович умер…
* * *
Такой же легендой Воздушно–десантных войск был, безусловно, и Кутовой Кирилл Александрович. Неугомонный в свои 80 лет и переживающий за войска и страну Человек. Удивительной скромности, он приходил жаловаться, что их обижают в Совете ветеранов, и просил помощи. Я честно отвечал, что не имею права даже сидеть в присутствии фронтовиков, а не то, чтобы вмешиваться со своими суждениями в их дела. Он вздыхал, а через какое–то время делал новую попытку. Слушая его, можно было подумать, что это профессор, который всю жизнь в микроскоп рассматривал пестики и тычинки, а тлю, если требовалось, за него давили лаборанты. Но я–то хорошо знал, каким был этот «ботаник»!
В ходе первой заброски в тыл гитлеровцев он и его группа практически ножами «уработали» штаб танковой дивизии. Как вам такая «проба пера»? Получил первый орден «Красной Звезды». Участвовал в сложнейшей операции по захвату образцов снарядов с химической начинкой — и не рядовым исполнителем, а одним из организаторов, которому доверили лично доставить захваченные образцы в Москву. Там же получил орден «Отечественной войны» I степени. Было и третье десантирование в тыл к фашистам, и форсирование Свири, когда двенадцать его подчинённых получили звания Героев Советского Союза, и освобождение его родного города Прилуки, почётным гражданином которого он стал, и неоднократные ранения, и Победа, которую он встретил капитаном. Этого одного могло хватить на несколько жизней! Думаете, стал почивать на лаврах? Так нет же! После войны — испытатель парашютной техники. Более двух тысяч прыжков! Испытатель авиационных катапульт — более двадцати испытаний! К сведению, после второго катапультирования лётчика списывают с лётной работы, потому как эти «выстрелы» человеческим телом в лётном кресле очень неблаготворно сказываются на организме! А как сказываются двадцать испытательных?! А служба, а преподавательская деятельность? Вот я и говорю — легенда!!!
Уходят фронтовики, не жалуются, не просят, не сгибаются. Смотришь на них — и душа переполняется гордостью. Это наши люди, наши отцы, наши учителя. Но и обидно за них. Что ж ты, Русь, так неласкова к своим сыновьям, жизни за тебя не жалевшим?
* * *
Ещё один ветеран моего полка (уж простите, каждый офицер, откомандовавший полком, считает этот полк своим) Лукашевич Юрий Богданович. Полковой разведчик, в апреле 1945 года в Австрии с одной противотанковой гранатой привёл в штаб целый взвод из дивизии «Эдельвейс» с полным вооружением и с офицерами в придачу. Командир корпуса на представлении к Герою написал: «Слишком фантастично»! Лукашевич получил «солдатский орден» — медаль «За Отвагу». Стоял в почётном карауле, когда бургомистр Вены вручал комдиву ключи от города. Пил двухсотлетнее вино, которым монахи главной кирхи города угощали бойцов, «бравших» её так аккуратно, что ни единым выстрелом не поцарапали. Говорит, что и доныне в день освобождения Вены в той кирхе звучит молебен в честь гвардейцев 357 полка.
Отвоевал честно. А после Победы догнала его в Австрии бумага по линии СМЕРШа. Арестовали как шпиона. Как же — фашистский холуй, помогал немцам сжигать односельчан!!! Почти 700 человек сожгли фашисты в здании школы на 23 февраля 1943 года, когда стали мстить мирным жителям на оккупированных территориях за свой разгром под Сталинградом. Погибла в огне и мать Юрия Богдановича. И он был в той школе, но выполз и проскочил между пулемётами. Прятался у чужих и родственников, пока фронт не докатился. Пошёл служить. Пока геройствовал в Венгрии да Австрии, органы расследовали злодеяния фашистов. По злому умыслу или случайно (полдеревни — однофамильцы, Лукашевичи) причислили его к тем, кто с повязками полицаев винтовками загоняли своих на костёр. Судил трибунал. Тех, кто не поверил и вступился за Лукашевича на следствии, в 24 часа отправили в Союз. А чтобы сомнений не было, прицепом обвинили в воровстве и растрате. Ведь, по их мнению, не мог враг по определению не воровать и не вредить! Двадцать пять лет лагерей! Правда, через семь с половиной лет после смерти Сталина освободили и обвинение сняли, оказалось, был виновен другой — Лукашевич, но не Юрий.
Забыл обиду, учился, работал, защитился. Когда пришло время не только реабилитировать, но и заплатить за труд в лагерях, подал заявление. Ответ — вершина цинизма: дескать, вам не положено, вы же сидели не за то, что односельчан жгли, а за растрату!!! И аккуратненько на приговор ссылаются, на четвёртый пункт обвинения, забывая, что за любой из первых трёх грозил расстрел. Молодому парню было не до джемперов и квашеной капусты. Он только хотел доказать, что не враг, не предатель и не шпион. Тогда никто не послушал. Была бумага, а что по сравнению с ней человек?! Но сейчас, когда выяснилось, что это навет — зачем делать вид, что судили проворовавшегося заведующего полковой лавки? Почему за растрату отправили в лагерь для предателей??? В лагерь, где нечеловеческий труд до полусмерти, до опухших коленей и шатающихся зубов! Только за то, что с разрешения командира дивизии отпускал в полковой лавке офицерам до получки на «запиши»… Да комдив первым бы защитил комсомольского вожака, которого сам же бросил навести порядок в полковой лавке и разрешил отпускать товар в долг. Но одно дело — защищать своего бойца, и совсем другое — заступиться за предателя! Можно было нарваться и на обвинение в заговоре!!!