Привилегия десанта
Шрифт:
Но до этого был ещё целый год. С чего–то надо было начинать. Ни авторитета, ни опыта. Одна академическая теория. Команды даю, никто не отказывается, но исполняется через пень–колоду. Все ж только что с войны! Они там кровь за Родину проливали, а я в Академии прохлаждался! Вспомнил я про тумблер «дурака» и быстренько постарался убедить весь полк, что, если что–то сказал, добьюсь обязательно, чего бы это ни стоило.
Мелочь, выход наряда на инструктаж. Ровно в назначенное время стою на плацу, наряд тянется, пять, десять, пятнадцать минут.
— Старшины
На следующий день все командиры подразделений на плацу. Пока последний не пришёл, никто с плаца не сдвинулся. Вы видели в природе командира, который любит выполнять обязанности своих подчинённых? Особенно в обеденный перерыв. Вот и я не видел. Через неделю уже преступлением считалось неодновременное начало движения от подразделений под первый удар барабана. А уж про знание обязанностей и внешний вид и речи не шло.
Через месяц над плацем иссиня–чёрная туча. С ударом барабана ударяет гром и за ним проливной дождь. Ни одно подразделение ни на секунду не опоздало. Стоим все на плацу, над нами стена воды, мокрые до нитки. Все улыбаются. Значит, убедились — дурак, что с него возьмёшь.
Точно так же со спортивно–массовой для офицеров управления. Желание есть, часы занятий тоже, но в назначенное время в спортзале пусто. Вызвал к себе штабных и поднял по тревоге комендантский взвод. Раздел всех до трусов и два часа бегали в футбол. Человек двадцать заглянули, десяти срочно нужна была печать. Отправил всех подальше. Через две недели полк знал, что в часы спорт–массовой штаб не работает. Ещё через неделю подтянулись остальные управленцы. Народу уже хватает. Гоняем между собой, одна команда на вылет. Мяч вылетает в коридор и прямо под ноги командиру полка. Стоит Скачков Александр Ильич, скрестив руки на груди, и смотрит. За мячом никто не идёт. Подхожу сам:
— Товарищ полковник, прошу никого в это время не трогать. Надо, будем сидеть до утра, но сейчас пусть занимаются.
Я же говорю, что командир умный был. Развернулся и ушёл. А в следующий раз сам пришёл в спортивной форме!!! Для многих офицеров, с кем он прослужил не один год, это было шоком. С тех пор в часы спорт–массовой в зале не протолкнуться. В один из таких дней носимся в дыр–дыр. У чужих ворот какой–то «пиджак» вертится, а у меня так удачно мяч в ногу лёг, только чуть промазал. Словом, мяч, как ядро из пушки просвистел у него в нескольких сантиметрах над головой. Сначала присел, потом ко мне:
— Кто старший, я второй секретарь обкома…
— Я старший. Я начальник штаба…
— Вы мне и нужны…
— Что, война, а я не знаю?
— Нет, надо решить вопрос о…
— Простите, если войны нет, то после спортивно–массовой.
— Вы меня не поняли. Я второй секретарь…
— Это вы не поняли, я начальник штаба полка и отвечаю за выполнение распорядка дня. Отойдите, пожалуйста, можем нечаянно попасть.
Ну, разве не дурак! Думаю, что командир полка именно так и сказал, оправдываясь перед высоким партийным начальством, но ни разу физическую подготовку офицеров не сорвал. Если нет войны и с неба не падают камни, значит все на спортивно–массовую. За пару месяцев это вошло в одну из незыблемых традиций полка.
Всё бы хорошо, но у офицеров штаба возникли серьёзные опасения относительно моих умственных способностей. Устроили проверку. В кабинет с самым невинный видом заходит мой заместитель. В одной руке рулоны карт, в другой пачка уставов и наставлений. Изображая святую простоту, задаёт вопрос по поводу предстоящих учений, ну, не знают они какой–то ерунды.
— А как этот вопрос решается у нас в дивизии? — в свою очередь спрашиваю у него.
— ???
— Дело в том, что боевой устав и наставление по проведению учений трактуют его диаметрально противоположно, так что всё зависит, какое решение примет командир. У вас как принято?
Молча, Гвардии старший лейтенант Хортюк сгрёб карты, вышел из кабинета и поджидавшим его штабным сказал:
— Всё нормально, мужики, золотая медаль — настоящая.
Я, правда, этого не слышал, а узнал о проверке уже, будучи командиром полка. Начни я умничать, сошлись тогда на устав, мне бы в нос сунули наставление или наоборот. Не ждали они, что мне удастся вывернуться. Обидно, что в тот момент я так и не понял, что происходит, и принял всё за чистую монету. Я бы им устроил проверку!
Но проверку нам всем устроила жизнь, когда чуть ли не ежемесячно полк стал метаться по границам рвущегося на части Великого государства. Тогда–то мне, да и всему полку пригодились знания, кто, где стоит и что, где лежит, чтобы командир, после очередной вводной, собрав офицеров на совещание, опираясь на подготовленный штабом «костыль», мог спокойно и уверенно сказать: «Решил!»…«Приказываю!!!»
Десант на границе
Границы установлены для того,
чтобы было из–за чего воевать.
Кароль Бунш
Тревога! Один из двухсот десантных вариантов. На этот раз — «Кавказ». Это значит — местных не брать. Остальное согласно расчету. Всё отработано до автоматизма. Через четыре часа полк на аэродроме. Сходу загрузка в ИЛ–76–е. К «нежному» запаху авиационного керосина примешивается запах бензина и соляры, слитых из бензовозов прямо на бетонку. Опять тыловики пригнали «наливники», залитые под завязку, а «бортачи» разрешают загрузку только заполненных на 75 %. Время не ждёт, а война всё спишет…
Летим усмирять очередную вспышку национализма. На этот раз начали резать некоренных в Баку и громить государственную границу с Ираном. Как будто из–за армян, русских, украинцев или евреев азербайджанцам вдруг стало невыносимо плохо, а с иранцами будет удивительно хорошо. Как будто вчера они не гуляли на совместных праздниках и свадьбах, не пели общие песни и не ходили друг к другу за спичками и солью. Сегодня режут армян. Наводят убийц соседи… Местные власти наблюдают и не вмешиваются. Торжество демократии с национальным уклоном, так сказать.