Приворот
Шрифт:
– Дальше ты пойдешь один, – сказал он. – Я научил тебя почти всему, что умею сам. Когда я встретил тебя, ты был обычным человеком – разве что чуть более нервным и амбициозным, чем следовало бы. Ты, конечно, не стал таким, как я. Однако мой путь – это почти сотня лет, твоему – нет еще и года. Я научил тебя не чувствовать холода и боли, прыгать с большой высоты, падать на землю и не ломать кости, драться так, как дерутся боги, быть легким и сильным. Осталось самое последнее. Сегодня ты видишь меня в последний раз, и я буду учить тебя летать.
– Что? – растерялся я. Я ожидал все, что угодно, только не это.
– Неужели я тебя переоценил? – Улыбка исчезла с его лица. –
– Нет, нет! – вскричал я.
– Ну вот и хорошо. Значит, идем. Бегать сегодня не будем, тебе понадобятся все твои силы.
Я удержался от вопросов – знал, что лишние разговоры кажутся ему шелухой. Он привел меня к обычной многоэтажке на краю парка, в котором мы тренировались столько дней. Вслед за ним я вошел в обшарпанный подъезд, лифт вознес нас на самый последний этаж, и там, все так же молча, Незнакомец поднялся по шаткой металлической лестнице, ведущей на крышу, которая оказалась не заперта.
Я следовал за ним. Мне было немного страшно. Я не мог поверить в прямоту фразы – «я буду учить тебя летать» – и надеялся на подтекст. Например, что речь идет об осознанных сновидениях или хотя бы затяжном парашютном прыжке. Он спиной почувствовал мой страх и тут же обернулся:
– Я не хочу тебя заставлять. Ты можешь отказаться в любой момент. Это ничего для меня не значит.
Мне стало немного обидно. Да, я эволюционировал, но от привязанности к Незнакомцу избавиться так и не смог. На тренировках я часто пытался найти хоть нотку одобрения в его взгляде, устремленном на меня. Мне бы хотелось, чтобы он мною гордился, чтобы смотрел на меня, как отец смотрит на сына:
– Я не остановлюсь.
– Хорошо. Тогда ты должен лечь. Я объясню, что делать дальше.
Я послушно улегся прямо на крышу. Она была вся в снегу. Незнакомец наклонился надо мной и пристально посмотрел в мои глаза. У него был странный цвет глаз – в иные моменты мне казалось, что они серые, но сейчас я видел только черноту. Он молча смотрел на меня, и я послушно ждал, что будет дальше. Месяцы, проведенные рядом с ним, научили меня ценить молчание. Перебивать чужое молчание столь же неприлично, как и перебивать чужой разговор.
– Ты уже понял, что потолок существует только для тех, кто не в состоянии увидеть небо, – наконец заговорил Незнакомец. – Для тех, кто не чувствует себя в безопасности, когда не видит границ. Я надеюсь, что ты либо перешагнул то состояние, когда без потолка невозможно жить, либо вот-вот это сделаешь. На самом деле мир – это иллюзия, большая голограмма. Почему одни люди уже в тридцать лет похожи на кучу мусора, а у других и в семьдесят свежий взгляд и дыхание тоже свежее? Потому что времени не существует! Эти люди просто живут в разных измерениях. Первые проматывают минуты, а вторые – смакуют их. Почему один человек может сделать сальто назад, а другой – испугается? Нет, дело не в возможностях тела. Тело же всегда следует за сознанием. Почему один человек никогда не болеет, а другому стоит посидеть под кондиционером – и он весь в соплях? Да потому что не существует никакой реальности – все только в голове. Ты это уже понял. Но на практике еще не применял. Это и неважно. Понимание – девяносто процентов успеха. Ты же, надеюсь, усвоил разницу между знанием и пониманием?
Я хотел кивнуть, но тело не слушалось. Стало каким-то тяжелым, как будто я весил триста килограммов. Слова Незнакомца погрузили меня в транс, мир сузился до одного его лица. Ничего больше не существовало и ничто не имело значения – кроме слов, которые он говорил мне.
– Помнишь твое первое двойное сальто? Ты говорил, что не сможешь.
Я молчал. Все мысли куда-то испарились. Я знал, что Незнакомец владеет техниками гипноза. Я просто смотрел на него, я видел его спокойное лицо и низкое серое небо за его головой, я не мог пошевелить даже пальцем.
– Понимаю. – Он словно подслушал мои мысли. – Я нарочно это сделал. Сейчас ты должен преодолеть себя и подползти к краю. Это будет трудно. Мы с тобой часами бегали, я заставлял тебя бежать до тех пор, пока сознание не покидало тебя. Но это все равно не было так трудно, как будет сейчас. А когда ты подползешь к самому краю, все, что будет нужно сделать дальше, – не остановиться. В том числе в мыслях. Просто сделать это. И тогда ты полетишь. Ты станешь одним из нас.
Впервые Незнакомец употребил загадочное «мы» по отношению к себе, а я даже не мог спросить у него, что это означает, кого он имеет в виду.
Он отошел, и я понял, что слов больше не будет. Мое тело было каменным, я ощущал себя Сизифом, не вполне понимающим, есть ли в его ноше смысл. С большим трудом я перевернулся на живот – давно мне не приходилось чувствовать себя таким усталым.
Я знал, что Незнакомец смотрит на меня. Очень хотелось остановиться, перевести дух. Но я понимал, что этого делать нельзя. Подтянувшись на руках, я пополз. Каждое следующее движение давалось тяжелее предыдущего. От края крыши меня отделяло каких-то десять метров, но их преодоление стало самым сложным испытанием в моей жизни. Я чувствовал тремор мускулов, я чувствовал, как крупная капля пота щекочет щеку. В глазах потемнело, изо всех сил я цеплялся мутным сознанием за реальность, чтобы не упустить ее, не провалиться в темную яму. И вдруг возле уха прозвучало: «Молодец. У тебя все получится».
Кажется, это была первая похвала, которую я услышал от Незнакомца, и она придала мне сил. Теперь я точно знал – он не подведет. Я сделаю это. Мне бы только доползти, и, без тени сомнения, вопреки всем законам привычной физики, я устремлюсь вверх. Я доверял Незнакомцу, как малыш доверяет матери, которая зовет его к себе. Чувствовал себя под его защитой. И вот наконец мои руки уткнулись в невысокий бортик, за которым крыша заканчивалась и начиналась пустота.
Подтянувшись на руках, я взглянул вниз – земля была далеко-далеко. Почему-то мне не было страшно. Одним рывком я преодолел последний барьер и полетел. Внизу раздался чей-то истошный визг, но мне было все равно – впереди было только небо.
– Убилась! Убилась!
– Позовите кто-нибудь врача, тут же больница! Из какого корпуса она выпрыгнула? Из неврологии что ли?
– Да какой, на хрен, врач, она же мертвая: смотрите, сколько крови…
Вокруг распластавшегося на асфальте тела собиралась толпа. Из окна выпала женщина – немолодая женщина с усталым лицом, одетая в больничную ночную рубашку. От удара об асфальт тело ее приняло форму свастики – руки и ноги были согнуты под неестественным углом; на грязном снегу расползалась лужа темной крови.