Привратник
Шрифт:
— Ты меня обнял! Ты меня прижал к себе, ты подложил руку мне под щеку! Зачем? Что ты хотел сделать?!
— А разве все вы, смертные, не поступаете так же, укладываясь на ложе? Я видел это сегодня много раз, и женщины всегда выглядели очень довольными таким отношением. И тебе тоже нравилось за такими прикосновениями наблюдать. Я желал лишь того, чтобы тебе, Дамира, было рядом со мною не так тревожно. Чтобы ты ощущала себя спокойнее в моем присутствии. Я хотел сделать тебе приятное.
— Никогда!.. — Она запнулась и ответила более понятно: — Мужчина так относится, так прикасается к женщине только
— Да, — отчитался нуар в усвоении нового урока из жизни смертных, опустил голову на подушку, закрыл глаза и спокойно задышал.
Восставший из могилы был непостижимым существом! Иногда он не мог понять самых простых и элементарных вещей. А порою, как сейчас, легко соглашался с тем, из-за чего иные мужчины способны вести длинные и путаные споры, опровергая женский радикальный максимализм.
Он согласился и заснул. Дамира же еще долго мучилась, колеблясь между стремлением надуть-таки матрац и желанием просто лечь в постель. А когда легла — никак не могла избавиться от ощущения тепла на своей щеке и крепких мужских объятий. Она вовсе не хотела их повторения — но почему-то чувствовала. Думала о совершенно посторонних вещах — но никак не могла заснуть. Веки ее наконец-то сомкнулись лишь тогда, когда за окном медленно начало светать. Проснулась же археологиня от жары, от солнечного света, легко пробивающего легкие занавеси на окне.
— Боже мой, — зевнув, приподнялась она. — Это что, уже полдень, что ли? Я ничего не успею сделать.
Она покосилась на место у стены, но там, разумеется, было уже пусто. Пользуясь отсутствием настырного спутника, она разделась, влезла в старую футболку, свободную длинную юбку и вышла наружу…
— Ох, ни фига себе! — Она отступила назад, зажмурилась, тряхнула головой. Переведя дух, снова высунулась за дверь.
Однако безумное видение не исчезло: вдоль заборных столбиков, по-прежнему старых и покосившихся, тянулась высокая и густая стена роз, цветущих красными, белыми, желтыми, синими и черными цветами.
Стена в полтора человеческих роста и шириной в шаг пахла, как настоящая, качалась на ветерке и уже обживалась пчелами и шмелями. В самом конце живой изгороди стоял полуобнаженный нуар и что-то мудрил с крайними ростками.
Дамира снова отступила, выглянула наружу из окна и только после этого поверила своим глазам. Растерянно взяла бутылку минералки, немного отпила и пошла к восставшему из мертвых.
— Доброе утро, Шеньшун. Хочешь попить?
— Да, хочу. — Он принял у нее бутылку, сделал два шага, мотнул головой: — Вода в твоем роднике вкуснее. Дамира, мне очень хочется есть.
— Это сделал ты? — осторожно кивнула она в сторону живой изгороди.
— Мне было скучно, я вспомнил, что ты хотела здесь заграждение с бутонами разных цветов.
— Ты вырастил стену из роз за несколько часов?
— Дамира, — вернул ей бутылку нуар, — когда трава или деревце растут из земли, они по чуть-чуть впитывают силу солнца, воды и почвы. Олень, поедая траву, собирает сразу очень, очень много силы, спрятанной в стеблях. Волк, пожирающий оленя, поглощает еще больше силы, чем он. Если вернуть то, что имеет волк, растениям, они от избытка силы способны сотворить то, что кажется невероятным. Но только волк при этом здорово ослабеет. Смертная, я страшно хочу есть!
— Прости! Прости бога ради, Шеньшун. Я сейчас все сделаю! Сейчас я чего-нибудь сварю. Я открою тебе консервы. У меня еще оставалась гречневая каша…
Археологиня приготовила такой завтрак, что его хватило бы на четверых. Страж богов быстро и жадно проглотил все, включая ее порцию. Но на этот раз женщина ничуть не удивилась.
— Ты умеешь управлять растениями, — осторожно спросила она.
— Я умею повелевать смертными и животными. Растения куда более послушны воле богов.
— А ты можешь научить этому меня?
— Ты смертная, я нуар, — развел он руками.
— Жалко.
— Не грусти, смертная. Ведь я же здесь. Какого размера дом ты хотела построить?
— Особо не планировала. Раз в пять шире, чем этот блок, и вдвое длиннее. И в два этажа. С чердаком.
— Не понимаю «с чердаком».
— Это помещение… под крышей…
— Крыша вырастет не скоро. — Нуар поднялся, отправился на воздух. Дамира засеменила следом.
Войдя в рощицу, что затрагивала угол ее участка, Шеньшун сделал несколько кругов между деревьями, выбрал одно, нежно погладил:
— Это будет угол, не против?
Прошел дальше, примеряясь, наложил руку на соседнее. Осина задрожала, наклонилась, изогнулась еще раз, принимая вертикальное положение чуть левее, чем раньше. Нуар сделал еще два шага, обхватил рукою следующее дерево, подтянул его ствол ближе к себе, одобрительно похлопал ладонью, подтянул очередное. Отмерив два десятка шагов, развернулся, критично прищурился, оценивая получившийся результат. Четырнадцать осинок разного диаметра, старательно скривившись от корней, свое вертикальное положение теперь удерживали на одной общей линии. Удовлетворенно кивнув, страж богов пошел обратно, отгибая нижние ветви к земле. Те прямо на глазах впивались в землю, стремясь зарыться как можно глубже, деревенели, превращаясь в новые корни, что прочно удерживали ствол в новом положении.
— Так нормально? — поинтересовался он у женщины.
У ошарашенной зрелищем Дамиры едва хватило сил на согласный кивок. Шеньшун, прикинув на глазок нужный угол, пошел от углового ствола в другую сторону, формируя из растений вторую стену, потом сделал третью. Уже ближе к вечеру он забрался в середину странного пока сооружения и стал играть с осинами из центра. Их он гнул иначе. Сперва, на уровне пояса, наклонял под прямым углом, параллельно земле, и шел вдоль, вынуждая нижние ветки вживляться в почву. В том месте, где вершинка совпадала со стеной — загибал ее вверх. К сумеркам был готов редкий каркас пола и стен. На жилище это пока не походило ни в малой степени, но… Но уже начинало напоминать.