Привычка ненавидеть
Шрифт:
Вечером, едва командный автобус тормозит на повороте к Солнечному, я, бросив парням короткое «пока», слетаю со ступеней и топлю от нетерпения вперед.
— Бес! — летит мне в спину. Книжник зовет. Он выскакивает за мной и посылает возмущенного водилу, который спешит развезти всех по домам. — Друг, слушай… — он медлит, мнется, я вижу, и это так не похоже на него. — Я не в курсе всего, но, клянусь, я ни хрена не знал.
Дэн в своем репертуаре. Мимо него проходит так много.
— Я понял, — отвечаю спокойно.
— Ян, ты… если тебе что-то нужно… Пацаны видели тебя с тачками, и если нужно
— Я понял, спасибо, — киваю ему. — Правда, Дэн, все норм. Не забивай себе голову.
Снова разворачиваюсь, чтобы уйти, когда он снова застает меня врасплох.
— А что будет? Дальше?
Дэн выглядит потерянным. Не видел его таким, и это напрягает.
— В смысле? — не совсем понимаю я.
— Ну со стаей. С нами. После выпуска.
Наивный добрый Дэн. Ничего. Все уже закончилось.
— Нет больше никакой стаи, — произношу слишком легко.
Я ухожу. Ускоряюсь с каждым шагом. Мчусь, лечу, бегу. Потому что хочу почувствовать хоть что-то, а рядом с ней это всегда запредельно. Потому что не хочу подохнуть, как дворовая псина, совсем один. Я хочу жить, как бы сука-смерть не кружила вокруг нашей семьи и не царапала мне горло когтями.
Не ощущаю времени — как будто я моргнул и уже стою на пороге. Колочу в соседскую дверь изо всех сил, и кажется, скоро или выбью ее, или разобью костяшки о дерево в кровь. Уже собираюсь наплевать на все и пробраться через чертов чердак, когда мне наконец открывают.
— Молодой человек, вам здесь не рады, — с хитрой улыбкой, которая может значить ровно противоположное, говорит мама Ланской, но мне по хер, что она болтает, я высматриваю за спиной только ее.
— Позовите Мику, — прошу, а сам молюсь всем гребаным богам, в которых не верю, чтобы она вышла ко мне, и… вижу. Ее. Она замирает на нижних ступенях и испуганно смотрит на меня. Будто не верит, что я здесь, будто я привидение.
Черт возьми, как же сильно я скучал!
Я ныряю под руку мадам, которая нагло преграждает мне дорогу и лечу, бегу, мчусь к Мике. С разгона врезаюсь в нее. Бьюсь грудью о ее грудь, чтобы сердце почувствовало, узнало, успокоилось, и его не разорвало от тоски. Я крепко прижимаю Ланскую, наплевав на целый мир, и просто выдыхаю все существующее в моей жизни дерьмо.
— Ты здесь, — с опаской произносит она, осторожно поглаживая мою спину.
— Прости, мне нужно было.
Не могу объяснить что, да даже не пытаюсь в надежде, что она все поймет.
— Все плохо? — легко догадывается.
— Да, — говорю, и она обмякает. — Было до этого момента.
— Я могу чем-то помочь?
Ты помогаешь тем, что существуешь такая.
— Не сейчас, — тихо шепчу я, через боль и стекло по венам отпуская ее. Целую коротко в нос, даже, скорее, просто мажу губами по коже и касаюсь лбом ее лба. — Не сейчас, — повторяю и с кивком Ланской так же быстро, как пробрался, покидаю их дом.
У себя первым делом достаю из кладовки дорогой вискарь и падаю на диван, включив тихую, но долбящую музыку, чтобы ужраться в хлам в честь похорон прежней жизни. И я очень надеюсь, завтра утром начать новую — лучше, честнее, счастливее, если быть счастливым мне вообще суждено.
Глава 22
Ян
LEO — Лишь тебя одну
Давно я не просыпался с похмелья — отстойное чувство. Веки свинцовые, любое движение отдается болью в виски. Язык такой сухой, что прилипает к нёбу, еще и челюсть ломит, но следов вчерашней потасовки на лице я вроде бы не нахожу. Алкоголь, как способ сбежать от проблем, для слабаков, и работает он хреново. Шесть часов забытья не стоят того. Вчера я не справился и струсил, больше я так не хочу.
Спустившись на кухню, лезу в холодильник за ледяной колой. Никакие таблетки и сорбенты не помогают, сладкая газировка — лучшее спасение. Поперхнувшись пеной, я кашляю, вздрагиваю от громкого удара где-то на улице и треска стекла. Ветер чуть было не вырывает приоткрытое окно, и только сейчас я замечаю, что снаружи совсем не летная погода. А когда выглядываю за дверь, та чуть не слетает с петель. Мелкий град неприятно царапает плечи и грудь, я в одну секунду становлюсь бодрее и, прежде чем с большим трудом запереться на все замки, замечаю свалившееся дерево на лужайке Ланских. Не успеваю отдышаться, когда лоб простреливает осознанием — Мика. Дома она или нет? Хорошо ли все с ней? Не испугалась ли она?
Я не ищу ответы, не теряю на это время. Бегом взбегаю по лестнице, на ходу подтягивая пижамные штаны с растянутой резинкой. Через чердак — и к ней. Высматриваю ее, не спускаясь, а то мамаша Ланская вряд ли сильно обрадуется такому гостю, и чую неладное по гулкому завыванию ветра внизу. Складывается впечатление, будто все окна в доме настежь распахнуты.
— Мика! — надрывая легкие, зову я ее. — Мика, ты где?
Совенок, давай, покажись, с тобой все должно быть хорошо.
Не получив ответа, я собираюсь молча спрыгнуть к Ланским и проверить периметр, когда вдруг вижу ее. В светлом спортивном костюме с укороченной кофтой и низко посаженными штанами, из-за которых я пялюсь на ее плоский живот и пупок, с распущенными влажными волосами и огромными голубыми, как моя мечта о здоровой маме, глазами.
— Ты в порядке? — Это первое, что вырывается у меня, обогнав все другие мысли.
— Да, — кивает она и пытается спрятать улыбку, которая лезет на лицо, — я каталась, когда начался дождь. Успела домой до… всего.
— Что за шум был?
— О, — ее брови взлетают на лоб, губы складываются трубочкой, — ты слышал? Окно разбилось. Ничего страшного, там не сильно, веткой зацепило, представляешь? Сосна упала.
Она путается в эмоциях, забывает, что должна по идее испугаться, и слишком радуется моему беспокойству, которое я не могу контролировать. Это бесполезно, когда дело касается ее.
— Ян, все хорошо, правда, — старается убедить меня, но я уже ныряю в проем и, спустившись на руках так, что Мика успевает заценить бицепсы и пресс, приземляюсь рядом с ней.
Нутром ее чувствую, вся выдержка летит к чертям, и я обнимаю девчонку, которая пробралась мне под кожу. Иначе как объяснить, что меня так сильно тянет к ней? Будто две детали хотят со щелчком сложиться в механизм. Из-за ее тепла, как ни странно, по телу прокатывается дрожь. Я слегка дергаю плечами, а Мика спохватывается.