Привычка выживать
Шрифт:
С теми, кто выжил. С теми, кто еще может оказаться полезен.
Картинка на мониторе подрагивает и темнеет. Министр устало откидывается в кресле, и закрывает глаза. Что ж, шоу совсем близко. Они укладываются во все сроки, но они все же ушли слишком далеко от изначального плана. Должно быть, во всем была виновата излишняя свобода. Свобода, которая развращает, позволяет делать паузы и отгораживать личные пространства. Что ж, и это будет исправлено тот час же.
Их истории слишком драматичны, а сами они – худшие из актеров. Но у каждого из них есть своя собственная роль. И, пусть они своенравны и сопротивляются давлению изо всех своих жалких сил, он научит их играть свои роли согласно сценарию.
В конце концов, все это – только шоу. А он был и остается его распорядителем.
И никто не сможет ему помешать.
==========
Уважаемые читатели, при нахождении ошибки/опечатки/не там и не так поставленной запятой, пожалуйста, используйте публичную бету.
Тишина родного Дистрикта и воздух, весь перенасыщенный пеплом, действуют на нервы. Не сговариваясь, участники Шоу устраиваются в одном доме, когда-то принадлежащему Хеймитчу, быстро рассредоточиваются по свободным комнатам, находящимся в достойном состоянии, чем можно было предположить. С последним поездом, до которого Эффи и Хеймитча доставляет единственная машина, в настоящий момент в дистрикте находящаяся, прибывает одежда и запас еды. Съемочная группа, узнавшая о том, что продолжительность командировки претерпела значительные изменения, располагается в соседнем доме, когда-то принадлежавшем Китнисс, и с восторгом бродит по комнатам Огненной девушки с камерами и фотоаппаратами. Эффи удается, хотя и с большим трудом, отговорить их от продолжения съемок. К тому же, завтра она ожидает получить приблизительный список всех необходимых интервью. Том, очевидно, до последнего остававшийся в неизвестности, обещает сделать все в кротчайшие сроки, и Эффи держится из последних сил, чтобы не грубить ему в коротком разговоре.
– Наслаждайся славой, солнышко, - говорит ей Хеймитч язвительно. – Ты заслужила.
Он привычно устраивается на диване и тянется рукой к небольшим резервным запасам спиртного. В конце концов, отправляясь в Капитолий для изгнания демонов из пары Пита и Джоанны, он не предполагал, что исчезнет отсюда на столь продолжительный срок. Эффи не морщится, услышав его издевку, но не скрывает изумления, когда бутылку Хеймитч с явным сожалением убирает обратно в бар.
Китнисс обнаруживается в одной из комнат. Лежит на заправленной постели, скрючившись. Глаза ее открыты, но взгляд кажется лишенным всякого осознания. Она не откликается на свое имя, да и прикосновение, признаться, успешно игнорирует. Хеймитч, повздыхав рядом, решает не давить на нее именно сейчас. Он задергивает занавески, не поднимая ожидаемого столба пыли. На постели, занятой Китнисс, новый комплект белья, и это кажется не положительным, а отрицательным моментом. Их ждали здесь. Их ждали здесь с распростертыми объятиями. Но это место – вовсе не дом. Это ловушка, трясина. Не успеешь оглянуться, и уже потеряешь всякий шанс выбраться отсюда живым.
Эффи в другой комнате перебирает пришедшие с поездом вещи. Пит на кухне проделывает нехитрые операции с пакетами, в которых обнаруживает продукты. Пит, впрочем, Хеймитча не интересует.
– Ну и как ты чувствуешь себя в изгнании?
Ему вновь хочется задеть ее, будто она – все та же капитолийская дурочка, которая только и умеет, что выбирать броские платья кричащих цветов и не менее кричащих силуэтов, краситься и поправлять часто съезжающий парик. Он помнит ее другой. Не той, которая она была, когда объявляла имена новых жертвенных агнцев на Жатве. Не той, на лице которой вообще не отражалось никаких чувств. Он помнит ее живой и беззащитной; но те воспоминания так слабы и изменчивы, что практически не сказываются на их настоящем общении.
И, кажется, Эффи понимает это даже лучше, чем он.
Эффи вообще многое понимает лучше, чем он.
Ей не позволяют улететь в Капитолий. Ее вещи, собранные чьей-то непрофессиональной рукой, прибывают на следующий день, а после получения краткого списка тех видео, которые лучше всего будет заснять именно в дистрикте, Эффи заставляет всех вовлечься в работу. Съемочная бригада, вольготно устроившаяся в соседнем доме, тратит несколько часов на поиск лучших фонов для съемки. Хеймитч не может не проникнуться симпатией к парням, которые гоняют туда-сюда капитолийскую фифу на каблуках по лесу, к разрушенным и уже не подлежащим восстановлению шахтам, к месту, когда-то бывшему центром дистрикта, дорога к которому уже не может похвастаться ровностью и удобством. Впрочем, во всей ситуации только неуклюжие перемещения девицы с нарисованным лицом хоть как-то поднимают настроение.
Дистрикт
Впрочем, на его мольбы и просьбы давным-давно уже никто не отвечает.
По вечерам чаще всего их – четверых изгнанников – оставляют в одиночестве.
Целый дом в их распоряжении. В доме не четыре этажа, к которым они вполне привыкли, но места хватает. Пит готовит, Эффи делает вид, что руководит процессом, но больше мешает, Хеймитч медленно сходит с ума от раздражения, сонливости, тревоги и бессонницы. Черт возьми, конечно, к нему вернулась бессонница. Старая знакомая, от которой он скрывался долгие годы с помощью другой своей знакомой – алкогольной продукции. Старая знакомая, которая привела в его прежнее жилище всех прошлых призраков, держащихся за руки и скалящихся из самых темных углов по ночам. Хотя, если присмотреться, по ночам в доме вовсе не тихо.
Китнисс просыпается из-за своих кошмаров, а вместе с нею просыпаются и те, кто успел заснуть, потому что попробуй от такого крика не проснуться. На вторую ночь Эффи просто остается рядом с ней, хотя ее присутствие рядом Огненной девушке никак не помогает. Пит что-то рисует; в его доме съемочная группа нашла и чистые полотна, и краски, вполне пригодные для рисования, а идей, если верить его одержимости, у него более чем достаточно. На камеру он вдохновленно рассказывает, как справлялся со своими кошмарами после первых Игр, и Хеймитч думает о том, а не дать ли Китнисс кисть? Какая-никакая, а все-таки трудотерапия, должна помочь. Но девушке не помогает даже лук, к которому она наотрез отказывается прикасаться. Прогулки по любимым местам охоты тоже мало ее отвлекают, а постоянное давление (и постоянное присутствие Эффи, нужно сказать) неимоверно злят и выводят из себя. Хеймитч ее не осуждает, но Хеймитч не знает, что предпринять для того, чтобы как-то облегчить жизнь своей бывшей подопечной.
В конце концов, они договариваются о дежурствах. Съемочная группа умиляется при виде того, как Хеймитч тащит Китнисс под руку для прогулки, и что-то говорит ей на ухо, совсем по-отечески. Хеймитч ворчит и просит ее улыбнуться, но Китнисс – это Китнисс, и так как ее жизнь сейчас не зависит напрямую от количества дружелюбия, плевать она на дружелюбие хотела. Как и на всех, кого мучает своими кошмарами.
Джоанна выходит на связь на третий день пребывания в изгнании.
– Это просто какой-то ужас! – заявляет она еще до того, как появляется картинка. – Мы останавливались на сутки в каждом дистрикте, и только один из нас был в это время при деле! Я просто с ума здесь схожу. И, кстати, с нами отправились еще и военные…
На заднем плане действительно появляется Гейл, закатывает глаза, спокойно выслушивая каждую дерзость, сказанную Джоанной, а затем просто отпихивает ту в сторону, интересуясь, как, собственно, дела у них.
– Меняю целый отряд военных на одну Эффи Бряк, - просто отвечает Хеймитч, и получает острым локтем упомянутой Эффи промеж ребер.
– Ну, уж нет, - влезает опять Джоанна. – У вас, двенадцатых, там своя атмосфера…
Этот канал связи не так безопасен, поэтому ни о чем серьезном поговорить не удается. Джоанна, узнав о том, что двенадцатых сослали на неопределенный срок, делает большие глаза. Думает, она, кажется, о том же, о чем думают все остальные. Дорогостоящая поездка в дистрикты – только предлог. Предлог для чего-то, и их определенно заботит то, что они не имеют никакого понятия о том, что им уготовано в скором будущем.