Привычка выживать
Шрифт:
– Уверен, ты в восторге от всей нашей семьи, - бросает врач с самодовольным видом. – Мы, признаться, друг от друга всегда были в восторге. Видишь, чем наградил меня мой родной брат Кориолан за долгие годы преданной службы? – Винтер показывает пальцем на парализованную часть своего лица. – Он начал увлекаться ядами еще в Тринадцатом Дистрикте, но именно в Капитолии его увлечение достигло таких масштабов, - короткий смешок. – Конечно, он мстил мне за смерть своей милой дочери, но все-таки, признай, - это был совсем не братский поступок.
Пит со стоном закрывает глаза.
– В Тринадцатом дистрикте? – переспрашивает Мелларк с трудом и считает до десяти, прежде чем вновь осмотреться по сторонам.
Больничная палата. Много белого, мать его, света. Постель, на которой Пит лежит. Рядом с постелью прямо на полу металлический поднос с использованными
Врач разводит руки в стороны, будто извиняясь. Выражение лица у него остается надменным и издевательски спокойным.
– Мы родились в Тринадцатом дистрикте, Пит, уже после того, как дистрикт был уничтожен Капитолием. Но нас сложно было уничтожить. Мы были слишком сильны в сравнении с остальными дистриктами. Капитолию это не нравилось, поэтому и наступили Темные времена. Но мы выжили. Мы привыкли выживать, знаешь ли. И, чтобы не думали все остальные дистрикты, мы ни на мгновение не останавливали военных действий. Правда, война не задалась с самого начала, - врач фыркает. – Мы с братом прибыли в Капитолий тайно. Мне было двадцать лет, Кориолан был на пару лет старше. Мы прибыли сюда не для того, чтобы развлекаться. Нас воспитывали с мыслями о том, что этот город уничтожить можно только изнутри. Мы должны были стать частью этого города, и, как видишь, у нас получилось. Конечно, никто не предполагал, что мы предадим свои идеалы, но… - Винтер вновь замолкает, а затем начинает махать рукой. – Об этом неинтересно слушать, правда? Думаю, тебя интересуют только конкретные вещи.
Пит пытается сфокусироваться на собственных ощущениях, но терпит одну неудачу за другой. Голос врача его раздражает, то приближаясь, то удаляясь, то переходя на шепот, то становясь нестерпимо громким. Мелларк пытается сесть в кровати, но тело сопротивляется, не подчиняясь приказам владельца.
– На твоем месте я бы еще полежал какое-то время, - резюмирует врач, наблюдая за пациентом со стороны. – Должно быть, ощущения так себе. Это скоро пройдет, уверяю тебя. А пока можешь послушать то, что я тебе расскажу. Мне все равно здесь нечем заняться.
Винтер отходит от матового стекла, останавливается у шприцов и долгим взглядом изучает их.
– Охмор открыл вовсе не я, но именно я довел его до совершенства. Покидая Тринадцатый дистрикт, я постарался уничтожить все документы об охморе, но, кажется, Аврелий все-таки что-то нашел. Это не пошло ему на пользу. Охмор всегда принадлежал мне одному. Даже мой брат относился к охмору с большим опасением, хотя своей стремительной политической карьерой был обязан только мне. Мне и, в незначительной степени, своему ораторскому мастерству. И, совсем чуть-чуть, ядам. О, мы знатно разделили сферы влияния в этом городе, - мужчина потирает руки. – Мы не мешали друг другу. Я издевался над подсознанием своей бедной богатой жены, внушая ей один страх за другим, а брат менял женщин, как перчатки, хотя уже состоял в браке. Впрочем, однажды он встретил ту единственную, которая и испортила всю нашу жизнь. Первую жену Кориолану, конечно, пришлось отравить, но она не была ни первой, ни последней из всех, кто погиб от его руки. Стоит отметить, что он не мешал мне даже тогда, когда родилась его единственная дочь. Он позволял мне забавляться и с маленькими дрожащими трибутами и с безгласыми. Мне нужно было много материалов для исследования охмора. Многие из тех, кто выиграл Голодные Игры, выиграли их благодаря мне, - врач оскаливается. – Хочешь узнать, почему мы не остановили это безумство, эти Игры, хотя ненавидели их всей своей душой? – врач всплескивает руками. – О, брось, это было даже забавно! Целая страна послушно поставляла ежегодно по два человека от дистрикта на беспощадную смерть в прямом эфире. Целая страна, полная озлобленных и сильных людей, боялась кучки вульгарно разрисованных кукол. Они сами смирялись с правилами Игры, а мы просто позволяли им быть жертвами и смиренно оплакивать изувеченные трупы своих детей.
Дыхание Пита приходит в норму, как и сердцебиение. Со зрением еще не все в порядке, а вот на слух он, к сожалению, не может пожаловаться. Очередной монолог воспринимается без видимых трудностей. Но как же он устал от всех этих выматывающих монологов!
Врач вздыхает, подходя к Питу. Берет того за руку, нащупывает пульс, что-то отсчитывает, затем вздыхает еще раз.
– Совсем скоро ты вновь заснешь, мой мальчик. А пока хотя бы сделай вид, что не остаешься бездушным капитолийским переродком!
Пит с трудом
Врач продолжает говорить.
– Мне всегда нравилось то, как по-разному охмор влияет на психику каждого человека. Но только второй уровень охмора; первый совершенно неинтересен. Второй уровень охмора губителен, но противоречие возникает внутри. Противоречие между внушением и подсознанием. Противоречие, которое может сгладиться незаметно для пациента с течением времени или, что случалось чаще, свести его с ума. Я пытался делать прогнозы в каждом отдельном случае, но всегда конечный результат удивлял меня. Я старался не ограничиваться доступными категориями. Трибуты, капитолийцы, безгласые. Я даже путешествовал, - Винтер делает глубокий вздох. – Ты даже не представляешь, как сложно путешествовать в Панеме! – в голосе его отчетливо слышится обида. – Мне приходилось делать вид, что я – один из миротворцев, хотя в этом тоже было что-то забавное. Но, знаешь, почему я рассказываю тебе об этом, Пит? Нет, конечно, ты не знаешь. Я хочу поделиться с тобой результатами одного из своих экспериментов. Я проводил его много лет назад в твоем дистрикте. Я пытался внушить одной из женщин, безумно любящей своего мужа, любовь ко мне. В любовь я, конечно, не верил, но попробовать стоило, - Винтер закатывает глаза. – Она любила своего мужа, но устоять перед охмором не могла. И она сошла с ума, но сошла с ума так, что никто из окружающих этого даже не понял. Ее безумие отрылось тогда, когда ее муж погиб. Он был ее якорем, если хочешь знать. А когда якорь исчез, остался только охмор. Охмор и дочь, зачатая вовсе не от любимого мужа.
Пит задерживает дыхание. Винтер скалится и подходит чуть ближе.
– Конечно, сходство между людьми всегда можно объяснить шуткой природы, Пит. Но столь поразительное сходство, какое можно было наблюдать между Прим и Каролиной, можно объяснить только родством. Недостаточно близким и довольно запутанным, но, - врач разводит руками, - родством.
Врач ожидает бурной реакции со стороны своего единственного слушателя, но остается ни с чем. Качает головой, проклиная все лекарства, тормозящие мыслительные процессы, оправляет свой халат, цокает языком. Затем ему надоедает страдать ерундой и он, проглотив обиду, продолжает рассказ.
– О том, что у меня есть дочь в Двенадцатом дистрикте, я узнал не сразу. Дистрикт мне пришлось покинуть из-за своей племянницы. Мы с нею почти не общались, но проблемы с взаимопониманием у нас были всегда. Зачастую неразрешимые проблемы. Пришлось девочку устранить. Она так яростно протестовала против Голодных Игр, что у меня самого сердце кровью начинало обливаться при мысли о гибнущих на Аренах детях, а ведь я ее даже не любил, чего нельзя было сказать о Кориолане. Совсем скоро бы он обмяк, поддался бы ее влиянию. Результат предсказать было сложно. Вряд ли бы он превратился в доброго короля, но рисковать все же не стоило. В то же время на связь со мной вышел Тринадцатый дистрикт. Они помнили о предательстве лучше нас, но знали, что в нашем с братом тандеме назревают нешуточные проблемы. Тебе никогда не казалось, что в отношении Койн к Кориолану было что-то личное? Она умела, конечно, скрывать свои чувства, но порой проскальзывала в ней излишняя кровожадность. И глупость, какая же все-таки глупость! Чего только стоила ее затея устроить очередные Игры! – Винтер всплескивает руками. – Но Игры всегда были действенным механизмом давления. Игры позволяли устранять всех неугодных, маскируясь под судьбу. Именно так, помимо моего прекрасного лица, - кончиком пальца Корнелиус тыкает себя в изуродованную щеку, - отмстил мне брат, узнав, что у меня есть внебрачная дочь на краю света.
Пит открывает и закрывает глаза, стараясь избавиться от назойливой галлюцинации. Но у него не получается перестать видеть черную дверь с поцарапанной ручкой, стоящую посреди комнаты. Дверь пока закрыта, но Пит чувствует кожей, что что-то, что находится по ту сторону двери, скребется и вот-вот повернет ключ в замочной скважине.
– Здесь, в этой стране, никто не удивляется слепой удаче. Имя моей дочери прозвучало на Жатве 74 Голодных Игр. Уверен, мой брат отказался бы от этой затеи, если бы увидел, как поразительно она похожа на Каролину. Но здесь вмешалась настоящая судьба. И на Игры поехала старшая сестра Прим, Китнисс Эвердин. И ты, - врач делает многозначительную паузу.