Привыкание

Рэйсс К. Д.

Я не могу говорить или шевелиться, и пульсация намного сильнее, чем когда-либо. Я глубоко в подсознании сдаюсь своему возбуждению и своему господину, пока он использует меня как куклу, чтобы показать Мартину искусство шибари.

Дикон, чьи руки я узнаю даже, если не вижу его, тянет верёвку, и я качаюсь вперёд и назад, словно маятник. Слышу, как Мартин уходит. В моём подсознании появляется картина того, как изгиб моего бедра рассекает воздух, словно арка врат рая. Когда мои покачивания превращаются в лёгкое кружение, Дикон кладёт свои руки на мои плечи и останавливает меня.

– Он никогда не коснётся тебя, - говорит он, пробегая пальцами

по позвоночнику.
– У него нет контроля. Я выброшу его, когда вернусь, - он вытягивает верёвку из моего рта, оставляя на языке привкус каната.

—Да, сэр.

—Ты выглядишь прекрасно.

— Чувствую… Господи, я чувствую всё.

— Как тебе верёвки?

— Хорошо, сэр.

Дикон стоит между моих ног в рубашке на пуговицах и джинсах, под угловым ракурсом глядя на моё тело.

— Ты — самая идеальная модель, которая у меня когда-либо была, - он кладёт руки на мой живот и скользит вверх к моей груди. Гладит её, пока не достигает сосков, заканчивая свою ласку, щипая и потягивая за кольца.
– Каждый раз, когда я трахаю тебя, я хочу обладать тобой. Твоим удовольствием, твоей болью. Смотри, - он дёргает кольцо в соске, и меня выгибает в моих путах.
– Как это прекрасно - контролировать тебя двумя кусочками металла и небольшим количеством верёвки. Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул?

Дикон скользит пальцем по моей щёлке.

– Открой глаза, - он проникает в меня двумя пальцами, затем - тремя, и мои глаза распахиваются. Его руки - это источник удовольствия.
– Смотри на меня.

И я смотрю. Он словно тень напротив окна, а его взгляд на моём теле оказывает эффект, равный ласке десятью руками. Он вынимает пальцы и облизывает их, а потом ведёт по моим губам.

– Кого ты чувствуешь?
– шепчет он, но его голос больше напоминает командный окрик.

– Я чувствую нас.

Дикон вынимает свой член второй рукой и просто прижимается им к моей щёлке.

– Я мог бы наблюдать за тобой весь день,- произносит он, скользя в меня. Я стону.
– Может, и буду.

Он вытаскивает свой член и прижимает его к моей киске. Его хватка на моей челюсти - сильная и болезненная, и, когда он шлёпает меня по груди, я чувству спазм между ног. Ещё один шлепок, и я люблю каждый укол боли.

Я вне своего разума, в удовольствии и боли. Он - слишком нежен для Дикона, даже когда вонзается своим членом так глубоко, что становится больно. Он не двигается, используя гравитацию моего подвешенного тела, чтобы контролировать давление на его член. Он дёргает верёвку, затем другую, пока я не поднимаюсь вверх. Он возвращает свою руку в мой рот и смещается, пока весь мой вес не оказывается на нём. Он так глубоко во мне. Не двигается, не вколачивается, просто углубляется.

– Я так и останусь, - произносит он.
– Внутри тебя, пока ты не кончишь.
– Между нами стекает моя слюна, капая на его живот.
– Ты - маленькая шлюха, котёнок, но ты - моя маленькая шлюха. Ты понимаешь? Я владею твоим ртом. Я могу трахать его своей рукой, пока ты не истечёшь слюной. Я владею твой задницей, и если мне захочется, я могу вонзить в неё крюк. Твоя пизда - моя, и я могу трахать её всем, чем пожелаю.

Я соглашаюсь, стеная и не сдерживая слюну. Я так близка, но он едва двигается, и это может растянуться навечно.

Дикон вытаскивает свою руку из моего рта и протягивает ею по щеке, оставляя мокрый след.

– Ты - моё неоцененное сокровище, - его толчки становятся более затяжными и сильными. Он касается моего

носа своим, пока я ускользаю всё дальше и дальше из сознания.
– Скажи это.

– Я - твоя.

Он знает что-то о капитуляции и подчинении воли, и это заводит меня. Напор удовольствия вот-вот вырвется наружу.

– Ещё раз.

– Я принадлежу тебе, - я хватаю воздух после каждого слова. Он такой сильный, такой настоящий, и я чувствую себя так, будто сделана из пены.
– Могу ли я кончить, сэр?

– Скажи это.

– Без тебя я бы умерла, Дикон.

– Ты хочешь кончить?

– Я бы умерла.

Я чувствую его улыбку на своей щеке и думаю, как мы начинали и кем мы стали. Возвращаясь назад в пустую комнату, я скольжу пальцами по болящему, ноющему клитору, сидя на унитазе в одиночной камере больницы для душевнобольных.

Глава 8.

ФИОНА

Еду и маленькую ёмкость для таблеток просунули в отверстие внизу двери. Это было обычное гастрономическое дерьмо, которое я съела на краю своей кровати. Перекинула таблетки в горло и просунула поднос назад. В этой комнате меня покормили уже два раза: один раз яйцами, второй - сэндвичем. Я мастурбировала ещё два раза, но в последний раз я не смогла кончить из-за боли.

Большую часть своего времени я провела, сидя на краю кровати, интересуясь, когда они меня выпустят. Я спала. Я думала о жизни, обо всём в ней, и обо всех низких вещах, которые я делала. Я украла парня Аманды в старой школе, увела его обещанием того, что сделаю ему минет. Я подстроила это, потому что кто захочет мужчину, которого можно так легко увести? Думала о времени, когда я трахалась с Кэвином Хартнайком, и заставила его плакать, когда не захотела больше этого делать. Или о том, как приглашала Гэри Адельстайна присоединиться к Эвану Фронету со мной в постели, даже если Эван не соглашался. Думала о моём первом анальном сексе перед тем, как мне исполнилось восемнадцать. Гэри удерживал меня над кухонным столом, когда он и Эван трахали мою задницу, пока я кричала как мелкая сучка.

После этого я плакала у Эвана на плече, потому что это была моя вина, разве нет? я задела его чувства, и это я хотела оргию, не так ли? Это то, что он сказал мне, когда толкнулся свои членом в мой рот позже той ночью - что мы были равными, и я получила ту оргию, которой хотела. Если бы я просто расслабилась, это не было бы настолько болезненно, и им бы не пришлось меня удерживать.

В белой комнате в Вестонвуде не было ничего, что могло бы меня отвлечь. Я даже трахнуть себя не могла. Всё, что я могла делать, это пялиться на этот белый туалет, на эту маленькую раковину и думать: сраный мой Боже, что я наделала? Что я наделала? Что я наделала?!

Я держала тот нож для чистки копыт в своих руках впервые за несколько лет. Я чистила копыта Снежку. Они уже были достаточно чистыми, потому что Линдси заботилась о моей лошади больше, чем я. На руках были мозоли, и я плакала.

В этой комнате, где поговорить можно было только с унитазом, я потёрла руки. Там всё ещё были мозоли. Я видела маленькие тёмные пятна на местах там, где они были. Я держала тот нож в тот день. Из всех сраных вещей, которые я сделала, все предательское, душераздирающее, хладнокровное дерьмо, которое я сделала, самым худшим было ударить Дикона.