Приют одинокого слона, или Чешские каникулы
Шрифт:
Пока Макс разыскивал телефон, оставив Генкины карманы на потом, Вадим подошел к окну. Снег валил такой, что кроме белесой мглы ничего видно не было. Как будто на небесах разом вспороли миллионы пуховых подушек. А ветер буйствовал так, что дом порою вздрагивал под его ударами. В комнате было холодно, и лежащий на подоконнике сугробик не таял.
“Откуда взялся сугроб?
–
– Ветер дует вдоль дома. Или сильный порыв, вихрем, или…” Что “или”, он сообразить не успел: мысль, тоненькая и легкая, как сентябрьская паутинка с пилотом-паучком, прежде чем Вадим ее поймал, взвилась и улетела в метельную кутерьму.
– Тебе ничего не кажется странным?
– спросил он у Макса.
– Что-то кажется. Но вот что? Не могу понять.
Наконец сотовый нашелся на тумбочке, избавив Макса от необходимости обыскивать покойника. Они вернулись с трофеем в холл. Женщины молча сидели на тех же местах и в тех же позах: Оксана на шкуре у камина, положив подбородок на поднятые колени, Лора скорчилась в кресле, Лида - на кушетке.
Вадим начал набирать номер, но остановился.
– И что я им, интересно, скажу? Вернее, как?
– Говори по-русски. Когда-то они все учили его в школе.
– Проснись и пой! Тут теперь принципиально никто по-русски не розуми.
Оксана встала, подошла к Вадиму и взяла у него трубку. Набрав номер, она заговорила было по-английски, но через несколько секунд растерянно отдала телефон обратно:
– Вадик, придется, наверно, все-таки тебе. Это, на минуточку, Судеты, если здесь и говорят на иностранном языке, то исключительно по-немецки. Да, и скажи, что у нас электричество вырубилось.
Вадим заговорил, с трудом подбирая слова и поминутно переспрашивая. Остальные напряженно прислушивались, словно пытаясь понять, о чем идет речь, хотя кроме “йа”, “найн” и “капут” не знали по-немецки ни слова.
– Значит, так, - сказал он, закончив разговор.
– Велено открыть в комнате покойника окно, выключить отопление в его, опять же, комнате, ничего не трогать и ждать у моря погоды.
– И все?
– удивился Миша.
– И все. Дороги замело, даже вездеход не проберется. Как только прояснится, они к нам приедут. И в консульство позвонят. Насчет электричества, думаю, говорить не надо, и так все ясно.
– Ясно, - протянул Макс.
– А как отключить отопление? Котел, вроде, в подвале?
– А не надо его отключать, оно давно уже само отключилось. Не чувствуешь, какой холод? Котел-то на электричестве. Так что, панове, надевайте шубы и подползайте к камину, пока дрова не кончились.
– Может, спать будем?
– Макс бесцеремонно потеснил Лиду на кушетке.
– Без пяти четыре все-таки.
– А ты сможешь уснуть?
– спросила она.
– А вам не кажется, что нам надо поговорить?
– раздался странно спокойный голос Оксаны.
– То есть?
– насторожился Миша.
– Не надо строить из себя идиотов. Ситуация - затасканная до неприличия. Генка, думаю, не сам об тумбочку грохнулся. “Смерть под парусом”, “Десять негритят” и так далее. Дом, отрезанный от окружающего мира, погасший свет. И труп гостеприимного хозяина. Нас здесь шестеро. У каждого, как водится, была возможность его убить. И мотив.
* * *
24 декабря 1999 года
“Какая мерзкая погода!” - с брезгливой гримасой простонала Лора. Она ныла всю дорогу, с той самой минуты, как только вышла из дома. В аэропорт ехали на машине Макса, вчетвером. Одинцовы должны были присоединиться к ним уже в Пулково. Вадим и Оксана как-то подавленно молчали, но Лора говорила за всех. Наверно, не существовало в мире ничего, что ее в этот момент не раздражало бы.
“Интересно, как Лорка протащит через таможню свою заветную сумочку?
– подумала Оксана.
– Ну, шприцы брать с собой и необязательно, этого добра везде полно. Но вот морфин… А ведь запас нужен немаленький”. Она рассеянно смотрела в окно и размышляла, куда Лора может попытаться спрятать наркотик и что будет, если ее с этим самым наркотиком задержат.