Приют одинокого слона, или Чешские каникулы

Рябинина Татьяна

Лида, разумеется, потащила безропотного Мишу за покупками.

– Мы пойдем прошвырнемся по местному Бродвею, - за себя и за Макса решила Лора.
– Ну а вы, разумеется, за романтикой? Правильно, у вас же медовый месяц.

Они ходили и ходили. Заглядывали в маленькие, мощеные булыжниками дворики, сворачивали в узкие переулки, где с трудом могли разойтись два человека. Покупали сувениры в крошечных лавочках. Поднялись на галерею Прашны Браны - Пороховой Башни - и долго смотрели вниз, на бесконечные крыши и шпили.

Прага оказалась такой,

какою Вадим ее себе представлял, - и не такой. Она была здесь - и ускользала, прячась за флером обманчивой приветливости. Почему-то щемило сердце. Он вдруг почувствовал себя подкидышем, который через много лет нашел свою настоящую семью, пришел в гости, ему вроде бы рады, но... он чужой для них. Чужой... Когда-то давно об этом пытался говорить Генка, но тогда он не понимал его.

– Мне почему-то грустно, - попыталась улыбнуться Оксана, но улыбка получилась какой-то смазанной.
– Здесь невероятно красиво. Нереально. Я ни одного такого красивого города не видела. Питер, конечно, само собой, но... это совсем другое. Черт, не знаю, как и сказать, - у нее от волнения выступили слезы, и Вадим обнял ее за плечи.
– Это сказка. Но почему-то... страшноватая.

– Конечно, - кивнул Вадим.
– Это город мистиков и алхимиков. Особенно их любил король Рудольф, собирал при своем дворе.

– Нет, дело не в мистиках и не в алхимиках. Помнишь, ты вчера сказал, что должно случиться что-то...

– Не надо, Ксана, - он пытался остановить ее, но тщетно.

– Я почему-то чувствую себя здесь такой маленькой-маленькой. Я умру, а Прага останется. Примерно то же самое я чувствую, когда смотрю на звездное небо.

– Ну, это уже глупости!
– возмутился Вадим.
– Все мы в конце концов умрем. И Прага тоже когда-нибудь исчезнет. Пойдем-ка лучше в цивилизацию, съедим по паре шпикачек с горчичкой.

Они вышли на Вацлавскую площадь и не прошли еще пятидесяти метров, как увидели Генку.

Савченко, сгорбившись и глядя себе под ноги, медленно брел в сторону Национального музея. Вот он остановился, купил мороженое в вафельном рожке, лизнул его пару раз и выбросил в урну.

Вадим с Оксаной, как зачарованные, шли за ним метрах в десяти.

– Давай вон в то кафе, пока он нас не увидел, - очнулся Вадим, но Оксана нахмурила лоб:

– Подожди-ка... Нет, идем за ним. Только осторожно.

– Зачем?

– Не знаю. Но все равно идем.

Дойдя до перекрестка, Генка свернул вправо. Они прибавили шагу и чуть не наткнулись на него, едва успев спрятаться за угол. Генка стоял, прислонившись к стене, и тяжело дышал. Несмотря на холод, по его лицу стекали крупные капли пота. К нему подошла пожилая женщина и о чем-то спросила. Савченко покачал головой и в свою очередь спросил ее. Пани махнула рукой прямо. С трудом переставляя ноги, Генка пошел туда, куда она показала. Оксана с Вадимом - за ним.

Перейдя дорогу, они вошли в пассаж, и Генка скрылся за дверью под вывеской «Lйkбrna».

– Это что, поликлиника?
– спросила Оксана, разглядывая вывеску.

– Нет, кажется, аптека.

– А почему нет витрины?

– Откуда я-то знаю! Пойдем лучше на улицу, а то он выйдет, а тут мы - снова здравствуйте.

– А если он пойдет дальше по пассажу, к другому выходу?

– Туда ему и дорога!
– разозлился Вадим.
– Чего вдруг тебе приспичило за ним следить?

– Не знаю, - растерянно протянула Оксана.
– Сама не пойму.

Но Генка вышел обратно на Водичкову. Теперь он шел быстрее, поглядывая по сторонам. Остановился было на углу небольшой улочки, но тут же с еще большей прытью припустил вперед. Вадим с Оксаной едва за ним поспевали. Дорогу им преградила необъятных размеров дама которая толкала перед собой двухместную коляску с орущими близнецами, а когда ее удалось обойти, Генка исчез.

– И слава Богу!
– с облегчением вздохнул Вадим, которому эта погоня изрядно надоела, но Оксана толкнула его в бок:

– Смотри!

Перед ними была открытая дверь, выкрашенная в тускло-коричневый цвет, а за нею - не подъезд, как следовало ожидать, а длинный, выложенный плиткой проход во двор.

– Спорим, он здесь.

Оксана вошла вовнутрь и потянула Вадима за собой. В конце перехода была еще одна дверь, за которой начинался маленький дворик, мощенный деревянными плашками. На лавочке под голым кривым деревцем сидел Генка.

– Что это он там делает?
– прошептала Оксана, осторожно выглядывая из-за двери.
– Ох ни фига себе!

Генка стащил с левой руки рукав пальто, задрал рукав свитера, перетянул руку выше локтя резиновым жгутом и набирал что-то из небольшой ампулы в одноразовый шприц.

– Лорка была права, - вздохнул Вадим и вполголоса пересказал жене утренний разговор.
– Знаешь, давай не будем никому об этом говорить. Не стоит нагнетать. И так все хреново.

– Так он что, в аптеке героин покупал?
– поразилась Оксана.

– Героин, к твоему сведению, дорогая, - это порошок, с которым перед употреблением еще надо поработать. Развести, нагреть. Так что это что-то другое. А в аптеке он скорее всего покупал шприц. Надо же, как приперло. Теперь понятно, чего это он стоял там и умирал, холодным потом обливался. И не боится, что увидит кто-то.

Словно в ответ на его слова из подъезда вышла бабулька в блекло-красном пальто и с маленькой бородатой собачкой на руках. Увидев Генку, она спустила пса на землю и возмущенно залопотала что-то, размахивая руками. Генка молчал.

– Па-а-ни Ружичкова-а-а-а!
– завопила бабуля, при этом голос ее поднимался к верхним этажам, выписывая в воздухе самые невероятные акустические загогулины.

Из окна на первом этаже выглянула еще одна старушка и добавила своего возмущения. Генка встал и спокойно, очень спокойно, сказал всего одну фразу. Бабки запнулись на полуслове, но Вадим, которому хорошо были видны их лица, мог поклясться: запнулись не от возмущения.