Приют ветеранов
Шрифт:
Вот так обстояли дела.
«Известия», Москва:
«Как сообщил пресс-секретарь премьер-министра правительства России, торговая делегация нашей страны ведет в Лондоне переговоры с известной фирмой „Братья Симе“ о покупке некоторого количества минерала — бета-углерода. По непроверенным данным, переговоры зашли в тупик: представители фирмы утверждают, что вследствие крупного хищения фирма сейчас не в состоянии выставить на продажу ни одного килограмма».
— Алло! Как меня слышишь?
— Слышу хорошо. Как дома.
— Как дела?
— Нормально. Нанялся в испытатели, как и договаривались.
— Знаю. С нами консультировались.
— Качу по Африке, спешу на свидание. Сейчас я…
— Не надо. Вижу тебя.
— Что-нибудь
— Ничего особенного. Но придется тебе сделать еще одну работу — по ходу действия.
— Это вроде бы не мой профиль.
— Это твой профиль. Просто после одного свидания поспешишь на второе. Но будь внимателен. Представишься по третьему варианту.
— Ясно, понял.
— Связь такая же.
— Понял о связи.
— Конец связи.
— Конец, конец.
Закончив довольно продолжительный разговор по спутниковой связи, Милов задумался.
Чего-чего, но такого оборота он не ждал. Вот уже целую неделю Милов был вдали от дома, от информации, полиции, от всего на свете удаляясь все больше и больше. Он приближался к месту свидания, выбранному им по какому-то неизъяснимому душевному движению. Как назвать его? Порывом молодости, может быть? Он катил под безоблачными небесами Экваториальной Африки, чувствуя себя праотцем, оказавшимся в раю. Тут-то Милова и настиг разговор по спутниковой связи, заставивший потерять полчаса. Но он не свернет с пути, ведущего, может быть, и впрямь в рай — для жира-фов, носорогов и прочих «малых сих». В рай ли?
Это зависит от точки зрения. Если направляться к Национальному парку Катера через Западную Озерную область, через Уширомбо, Бахарамуло и Буко-бу, дорога размашистыми изгибами поведет путника, вернее, путницу между дикими зарослями. У нее слегка закружится голова от великого множества оттенков зеленого и красных откосов там, где дорога уходит в выемку, от ласкового пения птиц и звонкого журчания светлых ручьев, от сладостного ветра, чья ласка подобна прикосновению возлюбленного. Ее охватит томительное ощущение полноты жизни и острое желание остановить этот миг навсегда. Потом головокружение пройдет, но желание это останется, и взгляд не насытится; от буйства природы, красок невольно выступят слезы счастья. Преклонение перед всем сущим вызовет у нее дрожь, а когда близ дороги зрелый плод, младший брат солнца, со вздохом облегчения упадет с дерева, ей снова захочется остановить мгновение, сойти с дороги и, подняв созревший плод, восхититься красотой мира. Но путница привычно обуздает порыв, и мотор не умолкнет; напротив, он станет слышнее, подчинившись движению ноги, после того, как на ветровом стекле возникнет вдруг многолапый паук, чье тело — пустота, а звук пронзенного насквозь металла синхронно прозвучит в правом заднем углу кабины. Путница, не оглядываясь, прибавит ходу и потому не увидит вооруженных людей, выскочивших на дорогу из высоких, завивающихся в рог папоротников; нет, лишь след на каком-то отрезке превратится в волнистую линию. Но уже метров через пятьдесят, судя по следу, путница вновь обретет спокойствие.
Кстати, местность становится все менее пригодной для засады: заросли расступаются, открывая пространство, упирающееся в гряду приземистых гор. К дороге подступает высокая трава, где можно скрыться, протоптав лабиринт, в котором легко заблудиться. Но задумываться об этом не остается времени, потому что впереди открывается мрачный пейзаж. Чувство блаженного покоя, уже потревоженное пробившей стекло пулей, пропадает окончательно, становится более чем ясно, что праздник жизни позади. Взгляд путницы твердеет, она настораживается, пальцы срастаются с рулем «лендрове-ра». На то, что маячит вдали, даже смотреть не хочется — так все там угрюмо. Путница невольно задается вопросом: почему он не мог назначить встречу в каком-нибудь более уютном месте, где сама природа призывает думать о любви и только о ней, ведь в Африке много таких уголков.
Вот он, Приют Ветеранов, место, куда неожиданно, срочным звонком, перенесена долгожданная и раз за разом срывавшаяся встреча. Впрочем, это в его манере — уж эти русские! Пора сбросить скорость и плавно повернуть; и тут женщина за рулем перестает быть путницей и становится красивой особой, хотя и не самой первой молодости. Есть люди, которые именно так и считают, во всяком случае, один-то человек — несомненно. В этот миг почему-то теряет значение и суровая хмурость пейзажа, и все остальное,
Но если избрать другой путь, берущий начало в Букаву и ведущий через Лоанго и Гомо, а от Кабале проходящий уже не по дороге, а по едва видной колее, впечатления будут иными. Дорога не позволит себе ни малейшего отклонения от прямой, словно стремясь преодолеть окружающее ее пространство как можно скорее. Над причиной задумываться не приходится: гладкая полоса плотной земли стиснута черными, выветренными скалами — свалкой неудавшихся эскизов гениального ваятеля. Порой утесы расступаются для того, чтобы дать возможность тончайшему, не знающему покоя песку подползти поближе к скалам, чья прямизна противоречит основной идее этих мест — непредсказуемости и вечной изменчивости. Скорее, скорее… Путник, радуясь, что отсоветовал своей старой знакомой добираться этим путем, незаметно прибавляет оборотов мотору, и гротескные фигуры вокруг начинают двигаться быстрее, разыгрывая какие-то сцены, чей смысл непостижим.
Мужчина за рулем мрачнеет и даже втягивает голову в плечи — оттого, может быть, что высоко в белесом небе, давно выцветшем от зноя, медленно плывут на парусах распахнутых крыльев стервятники. Непонятно, где тут находят они пропитание: кругом мертво, вулканы всего несколько лет как молчат. А ведь птицы эти не летают зря, и человек невольно, хотя это не его караулят, пригибается к рулю; стараясь не оглядываться по сторонам, он все-таки не может удержать взгляд на дороге, ему постоянно мерещится, что одно из немо грозящих сюрреалистических изваяний уже бросилось к нему, оно в прыжке и через миг обрушится, раздавит, сомнет и останется посреди дороги надгробием, красноречивым в своем молчании.
Человек, не отдавая себе в этом отчета, обращается по адресу, который на крайний случай хранится у каждого, и просит, трепетно просит, чтобы не перегрелся мотор джипа, не полетела клочьями резина. А местность все повышается, и мотор уже не шелестит, а громко сетует, нервы на незримом колке натягиваются все туже, звон их все выше, он перекликается с ветром, взвывающим вдруг, как сирена реанимационной «скорой», с теперь уже гневной бесконечной жалобой мотора. Ноздри судорожно втягивают сухой, как бы хрустящий воздух, царапающий гортань, воздух со стерильным запахом правящей здесь смерти. Тут не обязательно разбиваться, здесь может убить один лишь ужас, свойственный живому, канувшему в это мертвое царство. Ужас где-то близко, он словно нимб, который вот-вот превратится в сжимающийся обруч, и напоследок остается только посожалеть о том, что отпуск можно было бы задумать иначе, тем более если собрался провести его с женщиной, встречи с которой редки, но оттого лишь более желанны. И в самом деле, кой черт заставил его выбрать эти окрестности, где он бывал уже и никаких особо приятных воспоминаний не сохранил (если говорить о делах, которыми он в те годы занимался). Но ведь что-то заставило? Только ли звонок? Может быть, еще и неосознанное желание провести женщину там, где когда-то проходила жизнь? Но кому это нужно? Ей? Вряд ли. Лучше всего сразу же забрать ее и направиться в более привлекательное место. Но мешает сознание вовлеченности в судьбы мира.
А вот и перевал. Впереди, хотя и не близко, открывается простор. Утесы никнут, как ступленные за долгую жизнь зубы. Здесь сталкиваются ветры, и побеждает встречный, а не тот, что неотступно преследовал путника. Песок отползает. Вниз, вниз, туда, где на горизонте возникает вдруг ниточка какой-то краски. Зеленой? Да, зеленой. Ноздри щекочет запах дороги — оказывается, она пахнет, кто бы подумал… И не только пахнет. Вырвавшись из железных объятий, она даже позволяет себе шалость — элегантный вираж, и вот впереди возникает нечто, уже не внушающее ужас: Приют Ветеранов.