Приют
Шрифт:
– Все нормально, пап, – озлобленно огрызнулся юноша, и Гена удивился словам брата, так как последний раз он обращался к отцу «папа» в трехлетнем возрасте.
– Но с Генкой я все-таки поговорю. Когда мы вернемся…
– Тише, – брат предостерегающе поднял руку. – В лесу кто-то есть!
– Какой-нибудь енот, – осоловелым голосом сказал отец.
– Нет, не енот. – Вован тоже встал. – Я не могу разглядеть, что это…
Теперь уже и Гена слышал доносящийся из чащи хруст веток. Кто-то медленно приближался к костру.
Внезапно
– Ну-ка, Вован, принеси ружье, – приглушенно сказал папаша, когда шаги раздались совсем рядом.
48
Олег заболел. Ни с того ни с сего. Его и без того круглая физиономия раздулась, как футбольный мяч, и приобрела цвет брюха испортившейся рыбы. К вечеру все тело мальчишки покрылось какой-то сыпью, у него слезились глаза. Когда в таком виде он появился к ужину, Ярик решил отложить профилактическую беседу о его выходке у пруда на более подходящий случай.
Весь следующий день Дина разрывалась на части, носясь как сумасшедшая к матери, потом к сыну, затем к Митричу, потом снова к матери, и так все сначала… Рута, как могла, помогала ей и согласилась присматривать за Митричем. Последний, однако, стремительными темпами шел на поправку и уже не был таким беспомощным, как раньше. Утром Дина сняла с него швы, принесла из леса новых кореньев и приготовила свежий отвар.
Олег отказался от завтрака. Дина напрасно уговаривала его поесть, мальчишка, капризничая, отворачивал голову от тарелки и жалобно хныкал.
– С ним что-то серьезное? – спросил Ярик. – Это случалось раньше?
– Не знаю, – ответила хмуро Дина. – Похоже на аллергию, это иногда бывало с ним. Хотя, может, он что-то съел в лесу… – Она подняла голову. – Мне нужно в город. Как можно скорее.
Ярик откашлялся.
– Я не понимаю, какая вам разница? – с надрывом спросила Дина. – Что изменится, если я уеду сегодня, а не завтра? Ответьте, Ярик? – В глазах была мольба, но к ней примешивалось кое-что другое – глухая, жгучая ненависть.
– Ладно, извини, – сказал Ярик, стараясь не смотреть ей в глаза. – Собирайся. Мы присмотрим за Олегом.
Он отстегнул от ремня ключи от гаража и передал их Дине. Она взяла их, как бы случайно дотронувшись своей горячей сухой ладонью до руки юноши. Их глаза встретились. Неожиданно она прильнула к нему.
– Я очень благодарна тебе. Спасибо, – шепнула она и, покраснев, выскочила наружу.
– Только будь осторожна! – смущенно проговорил Ярик, подумав, что она впервые назвала его на «ты».
Ярик вошел в гостиную и увидел Митрича. Его брат сидел к нему спиной и что-то увлеченно читал. Юноша осторожно подошел сзади и заглянул брату за плечо. Затем изумленно присвистнул –
– Обалдеть! – улыбаясь, Ярик театрально заломил руки. – Кажется, я сплю. Митрич, неужели это ты? Ты читаешь Библию?
Митрич повернул голову, и Ярик поразился, как изменилось лицо брата. Его некогда бритый череп быстро зарос волосами, образовав на голове забавный ежик, худоба уже не так бросалась в глаза, исчезла болезненная бледность. Но самое главное – это глаза. Глядя в них, Ярик понял, что перед ним совершенно другой человек.
– Я нашел ее на полке, – сказал Митрич, будто извиняясь. – Ты знаешь, от скуки на стену лезть хочется, вот и…
– Все нормально. – Ярик похлопал брата по плечу. – Нечего этого стесняться, Митрич. Увидишь, совсем немного, и все останется позади.
Митрич вежливо промолчал, и у Ярика внезапно появилось чувство, будто его брат хочет, чтобы он ушел. Разговор не клеился, и Ярик, постояв еще немного, вышел раздосадованный.
Вскоре был готов обед. Олег снова отказался есть, но Дина не сдавалась. Она вывалила в его любимую голубую тарелку почти половину кастрюли и направилась к сыну в комнату.
– Куда она ему столько готовит? – Рута подозрительно ковырнула вилкой слипшийся кусок каши. – Из его тарелки можно накормить взвод солдат.
– Это их проблемы, – сказал Ярик, с аппетитом жуя.
Несколько минут было тихо, затем послышался пронзительный визг Олега.
Рута поднялась с места.
– Что там происходит? – с тревогой спросила она.
– Рута, не вмешивайся в их семейную жизнь, – ответил с набитым ртом Ярик. Он уже привык к скудной еде Дины, и ему начинало казаться, что всю свою жизнь он ел рисовую кашу и жидкий бульон.
Олег снова закричал, и Рута вышла из-за стола, прихватив с собой чашку с клюквенным киселем.
Дверь была прикрыта, но Рута хорошо слышала доносящиеся голоса.
– Уходи!.. Уйди, я тебя ненавижу!..
– Ну, пожалуйста, Олежа. Потерпи еще чуть-чуть…
– Чуть-чуть?! Ты вчера говорила чуть-чуть… И сегодня. Ты обманываешь меня!.. Иди отсюда!
– Олежа, я прошу тебя… Мне сейчас очень трудно…
– Мне плевать!! – истерично крикнул Олег.
«Вот гаденыш», – подумала Рута, тем не менее чувствуя неловкость оттого, что стоит у двери и подслушивает чужие разговоры.
Мальчик заплакал.
– У меня болит голова-а-а… – ревел он. – Меня тошнит, ма…
Рута решительно толкнула дверь.
– Дина, я подумала, что… – начала она и осеклась. Застыв на месте, Рута вытянула руку с кружкой киселя, словно эта кружка могла закончить начатую фразу. Лицо повернувшейся к ней женщины было искажено нечеловеческой мукой и болью. Олег с уродливо раздутым лицом равнодушно смотрел на Руту из-под опухших век.
– Прошу вас, – прошипела Дина, багровея. – Оставьте нас, ладно?