Приют
Шрифт:
«А на твоем бы месте я поцеловал бы себя в задницу», – кривляясь, вполголоса сказал Тима. Они переждали несколько минут, затем продолжили путь.
Все трое исхудали, заросли и скоро стали похожи на бродяг. Тима даже как-то в свойственной ему манере пошутил, что следующий патруль отправит их в приют для бомжей. Это немудрено – если первое время каждый из них считал невозможным начинать утро без бритья, то на третий день их энтузиазм заметно сник. Но Шмеля куда больше волновал моральный дух своих напарников. Он прекрасно
После предупреждения Шмеля он некоторое время сдерживался, позволяя себе иногда что-то бурчать под нос, но его терпение постепенно иссякало. Его бесило все – начиная с целесообразности этой поездки в целом и заканчивая погодой, и Шмель видел, что ситуация скоро может выйти из-под контроля. Все упоминания о Шевцовых действовали на него, как красная тряпка на быка. Угрозы насчет возможной реакции Главного на Ваху уже не действовали, это было сродни адаптации таракана к очередному виду яда.
Шестой день был на исходе, и с тем же результатом. Шмель отправился за хворостом, Тима занялся приготовлением ужина. Солнце цвета спелого апельсина давно скрылось за кронами высоченных сосен, и на небе проявилось слабое пятнышко зарождающегося месяца.
Ваха сидел у палатки и угрюмо разглядывал на большом пальце укус какого-то насекомого. Кусачая тварь была крохотной, не более горошины, но кожа зудела страшно. С момента укуса прошло уже почти два дня, но ранка не заживала, а, наоборот, воспалилась и с каждым днем болела все сильнее.
– Дерьмо, – с глубокомысленным видом наконец сказал он.
– Не бери в голову, Ваха, – сказал Тима. – Тебе просто нужно помыться, и чесотка мигом исчезнет… – Он хотел рассмеяться, но передумал, увидев, как яростно сверкнули глаза Вахи.
Тима достал из багажника банку кваса и, сорвав крышку, сделал несколько глотков.
– Как-то в детстве я купался в пруду, в котором водились пиявки. Мои сверстники знали об этом, я – нет. И это было их ошибкой.
– Почему? – Ваха поднял голову.
– То, что они не предупредили меня, – объяснил Тима. Он поднес к носу кусок буженины и принюхался.
– И что дальше? – заинтересовался Ваха.
Тима выудил из кармана швейцарский перочинный нож и принялся резать буженину на куски.
– А ничего хорошего. Я прыгнул в воду, и через минуту на мне сидело уже около дюжины этих мерзких тварей. Я завопил как сумасшедший и выскочил на берег, а эти кретины только держались за животы и ржали, будто это было самое увеселительное представление в их жизни.
– И ты их наказал, – закончил Ваха. Он расправил рукав и застегнул на пуговицу.
– В точку, Ваха, – хмыкнул Тима. Он почесал щетину. – Одного я скинул в этот пруд буквально через секунду и не давал ему вылезти наверх. Видел бы ты его! Он был похож на огромного слизняка. Второй ублюдок смылся, но я подкараулил
– Промеж ушей, – как эхо повторил за ним Ваха.
– Ну да. По башке, в смысле, – улыбнулся Тима.
– Все это хорошо, – вздохнул Ваха. – Если бы не одно «но». Это ведь вранье, да?
Тима убрал нож в карман и тоже вздохнул.
– Да, Ваха. Это вранье. Я не умею плавать, поэтому никогда не стал бы прыгать в этот пруд. Но тех ребят я все равно отделал. Из-за Верки, она была классной конфеткой для своих двенадцати лет. А про пиявок я наплел тебе только потому, что устал видеть твою мрачную физиономию.
Ваха кинул на Тиму злобный взгляд.
– Тима, ты вроде не дурак. Так объясни мне, какого хрена мы уже целую неделю таскаемся по лесу? Ты что, серьезно считаешь, что мы найдем этих двоих сопляков? А уж тем более деньги Главного?
Тима на мгновение задумался, затем медленно проговорил:
– Могу сказать только одно. Если мне покажется, что эта задумка не будет иметь никакой перспективы, я просто уйду.
Ваха истерично засмеялся лающим смехом.
– А сейчас, значит, ты уверен, что Шмель действует правильно?! – Он почти кричал.
Тима спокойно смотрел на него. Неторопливо вытащил одну сигарету из мятой пачки.
– Да, – бросил он. – Пока да, – добавил он, закуривая.
– Еще один чокнутый! Тима, прости, но тебя я считал самым нормальным пацаном из нас.
Вернулся Шмель, сгибаясь под тяжестью дров, и разговор стразу оборвался.
На следующий день ничего не изменилось. Они все так же беспорядочно тыкались на джипе по еле заметным тропинкам, Шмель все так же что-то остервенело чертил в превратившейся в лохмотья карте, и все так же никаких следов. В довершение ко всему пошел моросящий дождь, моментально превратив и без того непроходимые дороги в настоящее болото.
Ваха был не на шутку обеспокоен своим укушенным пальцем. Мучивший зуд не проходил, более того, он превратился в тупую ноющую боль, словно в пальце застряла железная стружка, ранка загноилась. Разглядывая ранку, он спросил Шмеля, что бы это могло быть, но тот лишь покачал головой. Тима перевязал палец Вахи своим носовым платком.
Запасы еды подходили к концу, это же касалось и бензина. Осталась лишь одна канистра.
К вечеру безупречно работающий до этого «Хаммер» неожиданно заартачился. Джип стало дергать, он постоянно глох, словно не желая ехать дальше в эти непролазные дебри. В конце концов из-под капота повалил едкий дым, и автомобиль встал, утонув одним колесом в канаве.
Все трое вышли из машины.
– Ну что? Теперь ты доволен? – процедил сквозь зубы Ваха, обращаясь к Шмелю.
Шмель ничего не ответил. Он подошел к капоту и откинул крышку. К нему присоединился Тима.