Приз для принцев

Стаут Рекс

Его спутницы, держась за руки, прислонились к дверям. И тут раздался звук отодвигаемых задвижек, дверь распахнулась, и беглецы буквально рухнули за порог.

Стеттон услышал мужской голос: женщинам велено пройти в заднюю часть дома, чтобы не попасть под залетавшие в дом пули. Стеттон повернулся к говорившему — огромный человек с густой черной бородой закрыл и запер за ними дверь.

— Сколько их? — спросил бородатый мужчина, отталкивая Стеттона в сторону от двери.

— Семеро.

— Турки?

— Да.

Чернобородый

выругался и подбежал к окну.

— Идите сюда! — позвал он. — У них, кажется, кончился боезапас. Пьяные дьяволы!

Стеттон подошел к нему и выглянул в окно. Солдаты остановились в дюжине шагов от двери, и один из них, тот, кому досталось от Стеттона, похоже, убеждал остальных пойти на штурм.

Вдруг человек с бородой выхватил из кармана револьвер, направил его в окно и выстрелил в самую гущу группы. Один из солдат упал; остальные, даже не остановившись, чтобы помочь товарищу, развернулись и исчезли на освещенной луной улице.

— Трусы! — презрительно фыркнул мужчина, пряча оружие в карман. И повернулся к Стеттону: — Вам лучше присмотреть за вашими спутницами. Я останусь здесь.

— Но почему… я не знаю, где…

— Вам нужно продержаться ночь. К утру офицеры возьмут их под контроль, и вы сможете вернуться к себе.

В задней части дома есть две комнаты с кроватями. Если я вам понадоблюсь, вы найдете меня там, — закончил он, указав на комнату справа.

— Но, прошу прощения, вы здесь один?

Бородатый посмотрел на Стеттона пронизывающим взглядом:

— Молодой человек, вы слишком много говорите.

Хотя неудивительно… эта ваша поразительная английская беспардонность.

— Американская, — улыбнулся Стеттон.

— Это все равно.

— Мы так не думаем.

— Ладно… оставьте меня. — Над черной бородой блеснули черные глаза. — Во всяком случае, все это, — он обвел рукой вокруг, видимо имея в виду сотрясаемый войной центр Фазилики, — все это — результат вашего беспардонного вмешательства. В этих горах должны быть мы… И если бы турки не пользовались вашим покровительством… если бы вы оставили это нам…

Стеттон, который уже собирался выйти из комнаты, повернулся от дверей:

— Нам?

Бородатый неприязненно нахмурился:

— Да, нам. Я — русский, сэр.

И еще более нахмурился. А Стеттон, подумав, что их хозяин не без странностей, повернулся и, не говоря более ни слова, отправился к женщинам. Он нашел их в задней комнате: они сидели в углу на кровати, прижавшись друг к другу. При его появлении обе спрыгнули на пол и бросились к нему с нетерпеливым вопросом:

— Солдаты?

— Они ушли, — сказал Стеттон. — Вы в безопасности.

Его глаза остановились на лице молодой женщины; теперь, когда появилась возможность рассмотреть ее, он не мог оторвать от нее глаз.

Она была на диво хороша собой. Белизна

ее гладкой кожи, великолепные золотистые волосы, яркий блеск серо-голубых глаз. Но даже в этот момент, когда Стеттон впервые почувствовал ее неотразимое очарование, он смотрел в серо-голубые глаза с какой-то робостью, настолько смело она встретила его взгляд.

— Наш хозяин спугнул их, — объяснил он, с трудом приходя в себя. — На ночь мы в безопасности… мы можем спать здесь… а утром волнения улягутся.

— О, как вы добры к нам! — воскликнула Виви, бросаясь к нему с распростертыми объятиями.

Ей было лет семнадцать-восемнадцать. Ее спутнице — лет на пять больше. Скромную прелесть девушки, впрочем, не такую уж и скромную, совершенно затмевала яркая красота другой.

— Как вы добры к нам! — повторила Виви.

Молодая женщина улыбнулась.

— Да, вы заслужили нашу благодарность, — поддержала она Виви. — Если это не было для вас… Но об этом слишком страшно думать. Должно быть, глупо пытаться благодарить вас… месье…

— Меня зовут Стеттон. Ричард Стеттон.

— А меня — Алина Солини. Мою юную подругу — Виви Жанвур. Она француженка, как видите. Нам нечего сказать о себе. Когда уходишь в монастырь, прошлое умирает.

— А будущее? — спросил Стеттон, сам не понимая, что имеет в виду.

— И будущее тоже.

— Но разве не стыдно хоронить цветок?

— Когда он увядает? — улыбнулась Алина Солини.

— Нет, я хотел сказать, пока он еще свеж и хорош.

— Это слишком смело сказано, месье Стеттон.

— Прошу прощения, но у меня есть глаза, чтобы видеть, и язык, чтобы говорить… — Стеттон вдруг остановился и вскричал: — Боже, я забыл! Вы же ранены и нуждаетесь в немедленной помощи!

Алина пожала плечами:

— Это пустяки.

Но Стеттон настаивал, и она в конце концов протянула ему руку для осмотра. Рана действительно оказалась несерьезной — и вряд ли болезненной, — но белая кожа была ободрана, и безобразная красная полоса тянулась ниже локтя. Испуганно ахнув, Стеттон исчез и вскоре появился с миской воды и полосками ткани.

Заметив, как Виви улыбается, глядя на его неловкие попытки обмыть и перевязать рану, он уступил место ее ловким пальчикам, а сам молча наблюдал за процедурой, сидя на краю кровати.

Теперь, когда опасность миновала, Стеттон поздравил себя с интересным приключением. Оно может стать еще интереснее, удовлетворенно добавил он про себя.

Если же нет, то не он в том будет виноват.

Он смотрел на Алину и невольно задавался вопросом, как эта ослепительной красоты женщина убедила себя отказаться от мира и его удовольствий; с обычным для американского протестанта невежеством во всем, что касается римской церкви, он предполагал, что никто никогда не уходит в монастырь без пострижения.