Призма-2
Шрифт:
— Приходилось и мне видеть своих пращуров, бабку свою Аулину. Почти каждую осень, после того как она померла. — Заволокло глаза деда Гордея, нахлынули воспоминания. Еще больше постарело его, морщинистое, как кора древнего дуба, лицо. Снова огоньки, как живые, пробежались по взгрустнувшим старикам, навевая на них старые воспоминания. С минку сидели они в тишине, уйдя думами в себя, вспоминая о своем, родном. В лесной чащобе глухо заухала сова, словно намекая о затянувшейся встрече.
— Интересно ты Ваньша рассказываешь, познавательно. Только уж светать скоро начнет, а мы уже не молоденькие по ночам не спать, а потом в поле целый день трудиться. Пора по домам идти. — Дед Бачан, опершись на свою палку-клюку, первым поднялся и заковылял в сторону своей хаты.
— Прав, Бачан, пора по домам. Будьте здравы, родовичи.
— Будьте здравы.
Опустел
— Мама, зачем ты добавила яроцвет? Он же помогает в любовных делах, а мы готовим напиток от грудной болезни.
— Без него, Анушка, никак не обойтись. Яроцвет нашу любовь — энергию будоражит, на поверхность выбрасывает, значит включает всю нашу спящую силу. Она любовь-сила другие энергии толкнет и внутри человека все бороться начнет с недугом. А дальше и хумырь-трава и золотоцвет в дело пойдут. Яда маленько добавим — хвори потравить. Тут без жабьих лапок не обойтись. Пчелиной пыльцой отек снимем. Этот рецепт еще твоя бабка от своей прабабушки получила. Не одна сотня лет ему, а может и тыща. Ты учись, милая, запоминай все. Нам, ведуньям, и знахарить нужно уметь, и кости править, и роды принять. Конечно, о главном не забывать — род наш от темных сил оберегать и варлаков всяких отгонять. Вот, почти все готово. Вытаскивай серебряный камень из горшка, пора уже. Остынет напиток и готов к употреблению. — Матка Власка, как уважительно называли ее в поселке, сняла свой пожелтевший от времени и проведенных опытов, фартук, поправила русые, с проседью, волосы и надела свои любимые височные кольца. Матка Власка была еще не старой, не многим более сорока, еще очень красивой и статной женщиной. Заботы и огромная ответственность не убавили ей морщин, но умное и доброе лицо ее вызывало симпатию. Из поколения в поколение женщины ее рода возглавляли лесное племя ванатов, потомков легендарного народа ванов, жившего в далекой древности у Хмурого моря. Именно с тех, давних времен возглавляли родовичей женщины-ведуньи, жрицы Светлого бога Белбога, в старые времена называемого Анорисом, защитника и покровителя ванов, а затем и ванатов. Много с тех времен воды утекло, раскололи враги и тысячелетия великий народ на мелкие части, доживающие свой век в глуби лесных чащоб. И ведуньи из рода Пансаров следили за тем, чтобы не погибли, не зачахли родовые кланы ванатов.
Сегодня матка Власка со своей дочерью Аной готовили лечебный напиток для сильно захворавшего кузнеца Вадима. Тот, зимой провалился под лед и о том никому не сказал, сам лечился. Не вылечился. Вот уже и весна началась, а он слег с жаром. Теперь его спасать надо. Хороший парень кузнец Вадим, сильный, смелый, но слишком скромный. Постеснялся матку Власку беспокоить, а теперь при смерти, в жару валялся, бредил.
— Мама, бабка Гнычиха кузнеца хотела вылечить, а тому еще хуже стало. Но мы же спасем Вадима? — Ана в ожидании устремила свои большие голубые глаза-блюдца на мать.
— Конечно, доченька вылечим. С Гнычихой у меня серьезный разговор предстоит. Не своим делом та занялась. Вадим — человек хороший, а Гнычиха — колдунья. А от злых сил хорошему человеку добра не жди. Сначала может и полегчает, но затем обязательно скрутит, запеленает доброго человека темная сила. Вот хуже ему и стало. Зря я ей тогда позволила остаться у нас. Жалко стало ее — пришла к нам голодная, оборванная, избитая. Видно за дело ее дреговины выгнали, а мы себе во вред, сжалились.
Ана перекинула свою светлую косу через плечо и в упор посмотрела на мать:
— Не хотела говорить тебе, но не смолчу больше. Молодые девки не нарадуются на Гнычиху. Она им кого надо приворожит, отобьет от жены доброй, отца у детей уведет, и прочие разные гадости творит у себя на отшибе. Поговаривают, что беременным от плода избавиться помогает. А еще судачат, что по ночам она в черную кошку превращается и ходит по домам высматривает, хвори и болезни напускает. Затем предлагает их вылечить. Еще говорят, что против тебя народ настраивает, недоброе замышляет.
— Со мной тягаться у нее силенок не хватит, а вот то, что она в поселке творит очень плохо. Зря ты молчала, мне ничего не говорила. — Матка Власка с укором посмотрела на дочь, вгоняя ту в краску.
— Не хотела тебя беспокоить, у тебя столько забот. Мало ли чего в народе болтают. — Ана поняла, что нужно было раньше все рассказать матери о бабке Гнычихе. Вон та, сколько уже дел натворила, она же все стеснялась рассказать, боялась оговорить человека.
— Это не ерунда, доченька. Ты сменишь меня, станешь Главной ведуньей нашего рода. Должна знать, что зло потихоньку проникает к нам, распространяет свой яд. Сначала приворожить кого, потом сглазить, от плода ненужного избавиться, людям «помочь». Помощь та затем боком выходит. Все это — колдовство темное. Она людей в черный омут тянет. Думаешь так, только пальчик помочу, а потом не заметишь, как по горло в трясине окажешься. А выбраться то и сил нет. И конец всему. Окажешься без роду, без племени. Тыщи лет назад жили наши прадеды в Ярун-стране, хорошо жили. Ни с кем не воевали, трудились. Но пришло к ним злое племя «марту». Жалкие такие, голодные. Попросились пожить рядом, недолго. Пожалели их наши пращуры, пустили. Они же потихоньку зло вокруг стали распространять, сбивать с Пути истинного ванов и даров верных. И ста весен не прошло, как зло заполонило все наши роды. Междоусобицы начались, болезни, неурожаи, голод. Одни над другими захотели возвыситься, слуг, рабов заиметь. Стали Анориса и Белбога забывать, а черному богу марту, Мордуку, покланяться. Бога, заветы предков забыли, стали вырождаться. Спохватились, да поздно. Уже у многих родовичей глаза тьмой поволокло. Призвали ведуны народ на борьбу. Была война долгая, кровавая. Много народа марту оказалось вокруг и многие наши родованы с ними. Пошел тогда брат на брата, сын на отца, дочь на мать. Сильные, злые, коварные оказались они. Только после долгой борьбы пришлось нашим предкам отступить с родной земли, оставить могилы предков, храмы Анориса. Надругались вороги над Святой землей, над могилами пращуров, а храмы отдали темным богам. Пришлось дедам нашим отойти на север, к Хмурому морю. Ушли со своей земли, но веру не предали. А на той земле тьма теперь и зло. Плачет и стонет Святая земля, корит за ошибки наших пращуров.
— Но ведь не могли деды наши не принять, не обогреть сирых и голодных? — от услышанного Ана разволновалась, щеки заалели, глаза-блюдца еще больше стали. Красавица — девка.
— Не могли, точно говоришь. Иначе сами бы злым уподобились. Должны были зло сразу распознать и меры принять. Для того ведуны и нужны. Но зло часто, поначалу, сладко и незаметно, удобно и расслабляюще. Искушает нас, топит нашу волю, как огонь воск. Трудно от него потом избавиться. Не уймется оно. Уходим мы от темных сил все дальше и дальше, а оно за нами идет, преследует, не спрячешься от него. Вот уже опять до нас добралось.
— Откуда матушка, взялось, это зло?
— Этого, Анушка, я не ведаю. Понимаю только, что потеряли мы Знание, а зло оно в крайностях сидит, а мы с тобой должны оберегать от него наших родовичей, родных и близких. Не исключено, что бабка Гнычиха это только первая ласточка… Ладно, горшок с напитком остыл. Бери его, а я свои ведуньи дела возьму. Пойдем кузнеца Вадима спасать, пока не поздно.
— Пойдем, мама. — Дочь и мать вышли из своей избенки и направились по деревянной мостовой на край села, где жил и трудился кузнец Вадим.
Было давно за полночь. Поселок спал. Только сторожевики, невидимые для вражьего глаза подавали друг другу условные сигналы, имитируя то крик выпи, то уханье совы. Не спали и в одинокой покосившейся избенке, расположившейся на краю леса, за деревней. В эту глухую темную ночь бодрствовали бабка Гнычиха и ее гость. Гость Гнычихи, еще молодой крепкий мужчина, с длинными темными волосами и неприятным злым лицом, о чем — то спорил с ней.
— А я тебе говорю, пора. Самое время устранить матку Власку и ее дочь. Сделать это нужно тихо, без свидетелей, как несчастный случай.
— Торопишься ты, Злыдень. Где Руны мы еще не знаем. Как не найдем?
— Найдем. — недовольно скривился тот. — И не называй меня Злыднем. Я Золторакс, а не Злыдень, сто укусов волдырника тебе пониже спины. Сколько раз тебе говорить. Я — высший Поисковик нашего братства. — Черноволосый так и сверлил своим тяжелым взглядом, отчего его и без того угловатые черты лица еще больше заострились.
— Ты взглядом своим противным не буровь, не буровь. Для меня ты — Злыдень, злыдень и есть. Ишь глазенки вытаращил, искришь, хоть огниво подноси к тебе. Да вот только я тебя ничем горяченьким кормить не собираюсь. Потому уймись и меня старую, слушай и начальство передо мной не строй. Власку, для уверенности, лучше выкрасть. То, как не найдем Книгу? Недоволен будет твой хозяин.