Признание этого мужчины
Шрифт:
— Ммм, леди, у вас божественный вкус. — Он кусает мою нижнюю губу, оттягивая ее, так что она легко проходит сквозь его зубы.
— Почему? — Прижимаю его к себе и обхватываю ногами его узкие бедра. Я не отпущу его, пока он не расколется.
Джесси задумчиво смотрит на меня несколько мгновений, прежде чем вздохнуть.
— Знаешь, в детстве… я имею в виду младшие классы.
— Да, — медленно говорю я, нахмурив брови, мои глаза, несомненно, полны любопытства.
— Ну… — вздыхает он. — Что бы я делал, черт возьми, если бы
— День открытых дверей?
— Знаешь, когда папы встают и говорят одноклассникам своих детей, что они пожарные или полицейские.
Я сжимаю губы, отчаянно стараясь не рассмеяться, когда эта тема явно вызывает у него беспокойство.
— Что бы я сказал? — серьезно спрашивает он.
— Ты бы сказал им, что ты Сексуальный Лорд Поместья.
Ничего не могу с собой поделать. Я смеюсь. Боже, я люблю этого мужчину. Моя быстро исчезающая тазовая кость схвачена, и мой смех усиливается.
— Прекрати!
— Сарказм вам не к лицу, леди.
— Пожалуйста, перестань!
Меня отпускают, и я оправляюсь от приступа истерии, ловя его озабоченное выражение. Он действительно беспокоится.
— Ты бы сказал им, что владеешь отелем, точно так же, как мы сказали бы это детям.
Не могу поверить, что пытаюсь дать ему возможность выкрутиться. Очевидно, этот вопрос всегда вызывал беспокойство, но я никогда не настаивала на этом, потому что знаю, что значит для него это большое загородное поместье.
Он перекатывается на спину, и я быстро принимаю прежнее положение и сажусь на него. Он хватает меня за бедра и смотрит на меня снизу вверх.
— Оно мне больше не нужно. — Он действительно непреклонен.
— Но это детище Кармайкла. Ты не продал его, когда твои родители требовали этого, так почему сейчас?
— Потому что у меня есть вы трое.
— У тебя всегда будем мы трое. — В его словах нет смысла.
— Я хочу вас троих и ничего, что могло бы это усложнить. Не хочу лгать нашим малышам о своей работе. Я бы никогда не позволил им проводить там время, а значит, мое время с тобой и детьми будет ограничено. «Поместье» — это препятствие. Я не хочу никаких препятствий. У меня есть прошлое, детка, и «Поместье» должно стать его частью.
Я чувствую невыразимое облегчение, и улыбка, появившаяся на моем лице, является доказательством этого.
— Значит, я получаю тебя на весь день каждого дня?
Он смущенно пожимает плечами.
— Если ты меня примешь.
Я набрасываюсь на него, целуя все его удивительно красивое лицо. Но снова быстро сажусь, когда мне кое-что приходит в голову.
— А как же Джон и Марио? А Сара? Что насчет Сары? — У меня нет преданности этой женщине, несмотря на сострадание, но я не хочу, чтобы она снова пыталась покончить с собой. Однако Джона и Марио я люблю.
— Я говорил с ними. Сара собирается попытать счастья в США, а Джон и Марио более чем готовы к выходу на пенсию.
— О, — восклицаю я, подозревая, что все они получили кругленькую сумму за свои услуги «Поместью», независимо от того, в каком качестве там работали. — А сменятся ли члены клуба при новых владельцах?
Он смеется.
— Да, если им не нравится играть в гольф.
— В гольф?
— Территорию перестроят под поле для гольфа на восемнадцать лунок.
— Ух, ты. А спортивные сооружения?
— Останутся. Получится довольно впечатляюще. Обстановка претерпит несильные изменения, за исключением того, что частные апартаменты действительно станут гостиничными номерами, а общая комната будет служить конференц-залом.
Могу себе представить, насколько это будет впечатляюще.
— Так, значит, все?
— Все. А теперь мне нужно подготовить тебя к оставшейся части дня. — Он собирается сесть, но я прижимаю его обратно.
— Мне нужно освежить свою метку. — Указываю на его грудь, где мой идеальный круг почти исчез, затем смотрю на свой едва заметный синяк. — И тебе тоже нужно поработать над моей.
— Мы сделаем это позже, детка. — Меня поднимают и ставят на ноги. — Иди, прими душ.
Он шлепает меня по заднице, отправляя восвояси. Я ухожу без жалоб и с глупой улыбкой на лице. Ни «Поместья», ни Сары, и Джесси — весь только для меня… и детей.
* * *
Отмокнув под чудесными струями горячей воды и побрившись во всех нужных местах, наскоро сушу волосы полотенцем и начинаю рыться в шкафу в поисках наряда.
— Я кое-что выбрал, — говорит он у меня за спиной, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть его в свободных плавательных шортах, держащего в руках короткий кружевной сарафан.
— Немного коротковато, не находишь? — пробегаю глазами вверх и вниз по изящному предмету одежды с крошечными бретельками и широкой юбкой.
— Я сделаю исключение.
Он пожимает плечами и расстегивает молнию, прежде чем положить сарафан к моим ногам. Это заявление говорит мне, что на публике мы не появимся. Я смотрю, как он опускается на колени, чтобы придержать меня, пока я надеваю сарафан, а потом отступает и задумчиво обхватывает рукой подбородок.
— Мило. — Он одобрительно кивает и берет меня за руку, ведя к двойным дверям, выходящим на веранду.
— Мне нужны туфли.
— Мы поплаваем, — отмахивается он от моего беспокойства и идет дальше, минуя веранду и травянистую лужайку, пока мы не оказываемся у ворот, ведущих вниз к пляжу.
— Мы можем поплавать на спине? — дерзко спрашиваю я, и он останавливается, глядя на меня веселыми глазами.
— Беременность творит с вами удивительные вещи, миссис Уорд.
Я знаю, что мой лоб только что нахмурился.
— Я всегда так сильно тебя хочу.
— Знаю, что хочешь. Чего-то не хватает, — говорит он, доставая из-за спины каллу и засовывая ее мне за ухо. — Так намного лучше.