Признание шефа разведки
Шрифт:
При Кейси ЦРУ совместно с Иорданией начало осуществление тайной операции по сбору и обмену разведывательной информацией о террористах и Организации освобождения Палестины. Однако, пострадав от публичных обвинений при Картере, король стал недоверчив и осмотрителен. Как сказал Кейси, у Ближнего Востока — хорошая память.
Один человек, Рейган, поддержал аргументы Кейси. Совершая через шесть дней после взрыва предвыборную поездку в Баулинг Грин, штат Техас, на вопрос студента о безопасности посольств США, он сказал: «Сегодня мы ощущаем последствия почти полностью уничтоженного в предшествующие годы нашего разведывательного потенциала. Позиция в те времена была такова: разведывательная деятельность — это не совсем честное занятие и поэтому давайте избавляться от наших агентов. В
Чтобы развеять возможные сомнения относительно объекта этой тирады, помощники Рейгана позднее разъяснили журналистам, что имелись в виду Картер и Тэрнер. На следующий день Картер заявил, что «обвинения являются для него оскорбительными и имеют слишком серьезные последствия, чтобы их можно было игнорировать». Назвав обвинения «ложными», Картер далее заявил, что бедствия на Ближнем Востоке являются результатом «неэффективной политики самого президента и совершенно неадекватных мер безопасности по сравнению с реальной угрозой».
Тэрнер тоже ответил. С дрожью в голосе он зачитал свое заявление: «Комментарии г-на Рейгана непорядочны и недостойны президента. Именно Рейган дискредитировал ЦРУ, устроив туда на работу людей с сомнительным прошлым. С приходом Кейси мы политизировали ЦРУ». Тэрнер задал вопрос: «Разве сегодня вы читаете что-либо о ЦРУ? Нет. Вы читаете о директоре ЦРУ, который занимается своими делами и финансовыми операциями сомнительного характера, нарушает законность в ходе тайной войны в Никарагуа. Неудивительно, что ЦРУ не занималось сбором разведывательной информации в Бейруте, так как пыталось в это время свергнуть правительство Никарагуа».
Кейси внимательно прочел это заявление. У него не было намерений втягиваться в межпартийную стычку, он отказался публично изложить свою точку зрения по этому вопросу. Но Кейси знал, что имел в виду Рейган. Вопрос не в количестве, не в финансах или персонале, хотя все это тоже очень важно. Реальная проблема заключалась в том климате недоверия, который культивировал Тэрнер. В ЦРУ должен царить дух «надо — сделаем», а при Тэрнере, по мнению Кейси, девизом было «не сметь».
Постепенно все улеглось, и Кейси имел основания сделать вывод, что избиратели поняли суть дела.
Лето Хортон провел, анализируя свой уход с поста руководителя информационно-аналитической службы ЦРУ по странам Латинской Америки. Наконец, он согласился дать пространное интервью корреспонденту портлэндской газеты. Не упоминая о Мексике, Хортон рассказал, как Кейси энергично настаивал на изменении подготовленной им важной разведывательной оценки.
«Я отказался выполнить это, и он в конце концов дал указание переделать оценку, сделав это, так сказать, через мой труп. Как офицер разведки, я работаю не на руководство ЦРУ, а на правительство США».
Новость о публичной жалобе Хортона только через три недели нашла отклик в средствах массовой информации Вашингтона. На первой странице газеты «Нью-Йорк тайме» от 28 сентября появилась статья, озаглавленная «Аналитик ушел из ЦРУ из-за разногласия с Кейси по поводу Мексики».
Заместитель директора ЦРУ по информационно-аналитической работе Боб Гейтс считал, что публикация имела предательский характер. За время работы в аналитическом подразделении с Хортоном такое случилось лишь однажды, и он, очевидно, не осознал происшедшего. Давление — вот как называлась эта игра. Давление на ЦРУ всегда имело место или со стороны государственного департамента, или Пентагона, или Белого дома. Всегда, когда ЦРУ задевало кого-то за живое, либо касалось какого-то важного вопроса, или его выводы коренным образом могли повлиять на политику, эти ведомства поднимали шум.
Государственный департамент всегда неодобрительно относился к работе ЦРУ в Южной Америке, а помощник министра обороны Ричард Перл, сторонник жесткой линии, ни разу не согласился с анализом ЦРУ в отношении стратегического потенциала Советского Союза.
В минувшем году Гейтс вновь поднял вопрос о военных расходах русских, придя к выводу, что СССР тратит на оборону меньше, чем об этом свидетельствуют данные РУМО. Действия Гейтса были равнозначны попытке пересмотреть одну из десяти библейских заповедей, ведь они затрагивали бюджет Пентагона. Однако он взялся за это дело. И тут началось давление. Конечно, споры между ведомствами случались довольно жесткие. Кейси мог противостоять им, хотя дискуссии часто носили противоречивый и острый характер. Но, как считал Гейтс, Хортон ошибочно принял обычное интеллектуальное давление за политическое.
Шесть недель оставалось до президентских выборов, когда Кейси пришлось вступить в спор с Хортоном. По мнению директора ЦРУ, Хортон пытался исключить из разведывательной оценки информацию, которая говорила о возможных переменах в Мексике. А Кейси был полон решимости не допустить, чтобы во время его пребывания на посту директора ЦРУ давались оценки наподобие иранской: «Шах останется у власти еще пять лет», а через несколько месяцев все летит вверх тормашками.
Кейси также раздражали заявления Хортона о том, что он работает «на правительство», а не на какую-то его часть. Создавалось впечатление, что, по мнению Хортона, существовал какой-то суперорган правительства, своеобразный «корпус ангелов-хранителей». Кейси считал, что это бюрократическое мышление. А бюрократия — это слабость, а не катализатор решения проблемы.
Кейси написал Хортону письмо. Когда Хортон прочитал его, у него возникло ощущение, что Кейси обвиняет его, будто он отрастил длинные волосы или употребляет наркотики. Несмотря на свои утверждения о полной свободе мнений, Кейси, очевидно, не хотел принять альтернативную точку зрения. Кейси стал частью принимающей вне политические решения группы должностных лиц Рейгана, и его главной заботой было свержение правительства Никарагуа. Мексика не соглашалась с таким курсом, она была слишком самостоятельна в международных делах, придерживалась политики невмешательства, стремилась к решению проблем путем переговоров.
Комитет по разведке палаты представителей, никогда не благоговевший к Кейси, встал на его защиту, заявив в несекретном отчете, что, «рассмотрев представленные ранее проекты и окончательный вариант национальной разведывательной оценки, комитет нашел, что противоречивые точки зрения нашли отражение в первоначальных набросках оценки. Такую практику составления оценки комитет поддерживает».
В пятницу 12 октября в столовой для руководящего состава на седьмом этаже штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли Кейси устроил прием для сотрудников аппарата комитетов по разведке палаты представителей и сената. Это был акт примирения. Кейси хотел отметить принятие нового закона, в соответствии с которым действие закона о свободе информации [25] не распространяется на основные дела оперативного управления, связанные с научно-техническими вопросами и проблемами безопасности. Президент намеревался подписать его в понедельник 15 октября. Его принятие символизировало новое отношение конгресса к ЦРУ.
25
Вызванные законом о свободе информации проблемы были почти непреодолимыми для ЦРУ. Опытные сотрудники должны были просматривать дела, чтобы быть уверенными в законности каждого вымарывания, а также в том, что переданная информация не приведет к расшифровке операций и источников. Это была очень кропотливая работа.
Еще более важно то. что она приводила к нарушению фундаментального правила разведки «знать только то, что необходимо для решения вопроса». Все относящиеся к запросу сведения сводились вместе, выделялись из различных разделов архивных учетов, копировались. К их рассмотрению привлекалось несколько человек. В некоторых случаях приходилось обращаться к более чем 20 самостоятельным системам учета данных ЦРУ. Разведку завалили запросами лица различных специальностей. Например, нью-йоркская юридическая фирма, представлявшая интересы аятоллы Хомейни, направила четыре запроса, касавшихся покойного шаха. Макмагон подсчитал, что для обработки запросов активного критика ЦРУ Филипа Эйджи (бывший сотрудник разведки, опубликовавший списки кадровых работников ЦРУ) потребовалось 300 тысяч долларов. — Прим. авт.