Признание в любви спустя полвека. Лирическая повесть из девяти новелл
Шрифт:
Старшие стали использовать этот бабушкин прием и, нахваливая его, научились легко управлять наивным братишкой, даже преследуя какие-то утилитарные цели – вне очереди сбегать в магазин за хлебом, помыть полы, принести угля и т.п.
Только со временем мальчик стал понимать, что братья не столько боялись его, сколько терпели все его выкрутасы, потому что он был младше. Только пережив с ними общие жизненные коллизии, он осознал, что они одна команда, что вместе они сила. И самым ярким тому примером был вот такой переломный момент.
Старший брат отца жил с семьей в Старом городе,
Собравшись там в гостях, взрослые любили устраивать меж ними борцовские турниры- брат на брата, по весу. И наш «весомый» герой, не уступал старшим, а когда проигрывал, чтобы не оказаться на лопатках, вставал на «мостик», упершись головой об пол, и требовал повторной схватки. Все хохотали.
Детскими забавами в «Копай городе» были: лазание по терриконикам в поисках угля и катание, как на «тарзанках», на лебедках с вагонетками, с помощью которых сюда сгружали породу. Особенно этим отличались воинственные чеченские пацаны. И был там еще небольшой затопленный карьер, где в жару плескались пацаны. Туда то, этим братьям и разрешалось прогуляться.
Поскольку наш герой, еще и плавать толком не умел, братья его оставили сторожить одежду, а сами попрыгали в воду. Он сидел в расстроенных чувствах. Рядом, была группа таких же малолеток, которые посматривали на него и что-то говорили о своем по-русски. И он услышал слово «колбит» и крикнул, раздраженно им:
– «Да сами вы, колбиты!».
Один из них вскочил и с гордым видом произнес,
– «Я не колбит, я нохча!»
Не зная, что обозначает слово «нохча», в ответ он выругался по-казахски,
– «Аузынды урайын, нохча!» по смыслу -Заткнись нохча, пока я не побил твой рот!»).
И пошла пацанская заруба! Сначала все было по-честному – один на один, потом вмешались еще двое. Отбиваясь, но видя, что ему не справиться с троими, он стал выкрикивать: «Аайындар, кмек!» (Братья, помогите!).
Помощь пришла в лице «семи богатырей», инцидент был исчерпан и две компании мирно разошлись. С тех пор, он безоговорочно соблюдал субординацию старшинства, следуя благородному наказу предков. И он получил правильный урок из этой детской драки – не унижать людей их национальностью.
Чуть позже, он узнал и слово «жид», но не мог понять почему евреев так называют. Евреем был их сосед, через забор. Но его нельзя было назвать жадным, да и его дочки с красивыми именами Рита И Ляля, были обычными девчонками, которые, выбегая из дома с куском хлеба, посыпанным сахаром, также как и все кричали "Сорок один-ем один!". А если забывали, то со всех сторон неслось: "Сорок восемь-половинку просим!" И ты обязан был делиться. Хотя, конечно, и так никто один не ел.
И даже их собака, бульдог по кличке «Тимур» был добрым малым, пока, уже попозже, не стал мешать ему и его друзьям, ставшим уже шкодливыми и озорными подростками, лазить в соседский сад.
Конечно, он тосковал по дням младенчества, по бабушкиным рассказам, по ее теплым твердым ладошкам. Рано утром, когда все в доме еще спали, он вставал с постели, одевался и ждал, когда во дворе скрипнет входная калитка – сигнал, что бабушка пришла доить корову. Тогда он выбегал ей навстречу и, радостно распахнув руки, попадал в ее теплые объятья. Он долго вдыхал ее запах, сдерживая детские рыдания. И не показывая слез, брал из ее рук молочный бидончик и шел в сарай, деловой походкой маленького помощника. Но вскоре корову продали…
Он долго не мог привыкнуть к тому, что за столом братья спокойно ждут, когда им в тарелки положат еду, он же нетерпеливо требовал, чтобы ему накладывали с верхом и только тогда приступал к еде. В отличие от братьев, в еде он был непривередлив и даже ненасытен. Его тетушка до сих пор со смехом рассказывает, как в детстве тот брал большую ложку, делал границу посередине сковородки с жаренной картошкой и, угрюмо показывая на ближайшую к нему половинку, произносил– «МОЕ». И не дай бог, если кто-то посягнет на нарушение этой границы, пока он не наестся!!!
Так же непритязателен он был в одежде. Весь его гардероб состоял из мануфактуры, которую бабушкины теплые руки превращали в удобную одежду: шаровары, трусы, рубашки, жилетки, даже в украинские косоворотки. На зиму бабушка вязала шерстяные носки и варежки, покупала ему ватное пальто, а в сильные морозы одевала в овчинный тулупчик. Парадная одежда, это – вельветовые куртка с замком молнией и штаны -клеш с резинкой в поясе.
Он никак не соглашался носить одежду после самого старшего брата, которая уже тогда была ему впору, только длинновата, и не требовал покупать новую. Бабушка еще долго обшивала его, как будто между ними был какой-то молчаливый тайный сговор.
Но со временем, он стал проявлять любопытство, когда старших братьев, по утрам, одевали в цивильные одежды и отправляли в садик. Ему было интересно, зачем нужны какие-то штанишки на помочах, чулки на подвязках, всякие, как он называл, «бантики-срантики» на шее, вторая обувь. Но в садик его отправили не сразу. В течение года он был, как-бы, на домашнем карантине, пока не научился сносно говорить по-русски и элементарной культуре поведения, то есть пока в нем не укротили вольный нрав молодого стригунка.
Самые яркие и радостные впечатления того, «досадиковского» времени связаны были с летом 1957 года, когда в Караганде праздновали дни Московского фестиваля молодежи и студентов. Кто был тогда постарше, говорят, что это было время разгара хрущёвской оттепели, сквозящей порывами свободы и открытости, что это было просто небывалым и самым массовым событием для советской молодежи. Именно тогда стали модными кеды, джинсы, рок-н-рол, и появилось новое слово «фарцовщик».
Все это он узнал чуть позже, а тогда он запомнил в деталях, как на нынешней площади Гагарина, на входных ступенях пединститута устанавливали большой помост, вечером включали прожектора и цветные лампочки, гремела музыка, толпы людей веселились и восторженно пели – «Эту песню не задушишь не убьешь!», а «счастливчики» взбирались на открытые кузова грузовиков и могли увидеть все, что происходило на помосте.