Признание
Шрифт:
Рива начала плакать еще до того, как они выехали за пределы города.
Проведя пятнадцать минут в полной тишине в темном кабинете, Бойетт немного пришел в себя. Он лежал на диване, с трудом соображая после приступа боли и чувствуя, как дрожат руки. Заметив заглянувшего в кабинет Кита, он сказал:
— Я здесь, пастор. Все еще живой.
— Как ты, Тревис? — поинтересовался Кит.
— Гораздо лучше, пастор.
— Тебе принести что-нибудь?
— Немного кофе. От него становится легче.
Кит вышел и закрыл за собой дверь.
В адвокатскую контору приехал судья Элиас Генри, и его сразу провели в конференц-зал.
— Сюда. — Робби увлек его в маленькую библиотеку. Закрыв дверь, адвокат взял пульт дистанционного управления и сказал: — Вы должны это посмотреть.
— Что именно? — спросил судья Генри, усаживаясь в кресло.
— Одну минуту. — Робби нажал на клавишу, и на экране на стене появилось изображение Бойетта. — Этот человек убил Николь Ярбер. Мы только что записали его признание.
Запись длилась четырнадцать минут. Они оба смотрели, не проронив ни слова.
— Где он? — спросил судья Генри, когда экран погас.
— На диване в моем кабинете. У него злокачественная опухоль головного мозга, и он умирает. В понедельник утром он пришел к лютеранскому священнику в Топеке, штат Канзас, и во всем признался. Священнику с трудом удалось уговорить его сделать заявление, и они приехали в Слоун пару часов назад.
— Его привез священник?
— Да. Подождите. — Робби открыл дверь и, позвав Кита, представил судье. — Это он и есть, — пояснил он, похлопывая Шредера по спине. — Присаживайтесь. Элиас Генри — наш окружной судья. Если бы он председательствовал на процессе Донти Драмма, ничего подобного не произошло бы.
— Рад с вами познакомиться, — сказал Кит.
— Похоже, скучать в последние дни вам не пришлось.
Пастор засмеялся:
— Я и сам не могу понять, ни где я, ни что делаю.
— Тогда вы точно попали по адресу, — заметил судья Генри, и все улыбнулись, но тут же снова стали серьезными.
— Что скажете? — обратился к судье Робби.
Тот потер щеку и после короткого раздумья ответил:
— Вопрос в том, как к этому отнесется апелляционный суд. Заранее реакцию предсказать невозможно. Там терпеть не могут неожиданных свидетелей, появляющихся в последнюю минуту и рассказывающих о том, что произошло десять лет назад. Кроме того, к словам человека, которого много раз судили за изнасилование при отягчающих обстоятельствах, особого доверия испытывать точно никто не будет. Я бы сказал, что шанс добиться отсрочки казни есть, но довольно призрачный.
— Однако это намного больше, чем было у нас пару часов назад, — возразил Робби.
— Когда вы подаете ходатайство? Сейчас почти два часа.
— В течение часа. У меня вот какой вопрос. Нужно ли сообщать прессе о мистере Бойетте? Я посылаю видеозапись в суд и губернатору. Могу направить ее только местному телеканалу, а могу сделать рассылку по всему Техасу. Или, что еще лучше, собрать в здании суда пресс-конференцию,
— А смысл?
— Может, я хочу, чтобы весь мир узнал, что в Техасе собираются казнить невинного человека. Вот вам убийца — слушайте его сами!
— Но мир не может остановить казнь. Это могут сделать только суды и губернатор. Я бы все взвесил еще раз, Робби. Уже сейчас в городе пахнет дымом, а если Бойетта, признающегося в убийстве, покажут по телевизору, то неминуем взрыв.
— Он уже произошел.
— Ты хочешь расовой войны?
— Если Донти убьют — то да. Я не возражал бы против небольшой войны.
— Послушай, Робби, ты играешь с огнем. Постарайся отключить эмоции. И не забывай: этот парень запросто может лгать. Такое уже не раз было, когда ответственность за убийство брал на себя какой-нибудь сумасшедший. Пресса точно клюнет на сенсацию, обманщика покажут по телевизору, а потом все останутся в дураках.
Не в силах усидеть на месте, Робби расхаживал по библиотеке: четыре шага вперед, четыре шага назад. Он был очень возбужден, но головы не терял и понимал, что ему в такой ответственный момент нужен хороший совет, а судье Генри он доверял.
В библиотеке стало тихо, и было слышно, как за дверью звонят телефоны и нервно переговариваются сотрудники.
— Как я понимаю, найти тело сейчас не представляется возможным, — сказал судья Генри.
Робби покачал головой и кивнул Киту, который тут же пояснил:
— Два дня назад, кажется, во вторник — у меня вообще такое чувство, будто я прожил с этим парнем целый год, — так вот, во вторник я сказал Бойетту, что самый надежный способ остановить казнь — предъявить суду тело. Он ответил, что это будет трудно. Бойетт закопал тело Николь в глухом месте в лесу девять лет назад. Еще он сказал, что несколько раз ездил туда навещать ее — я, правда, не очень понял, что он имел в виду, но расспрашивать не стал. А потом он исчез, и я сбился с ног в поисках, все хотел уговорить его сообщить об этом властям Канзаса и Миссури, если Николь действительно похоронена там, но он не соглашался. Затем он снова исчез. Этот парень не просто странный, а очень странный. Вчера он позвонил около полуночи. Я уже спал, а он сказал, что хочет приехать — рассказать всю правду и остановить казнь. У меня просто не было выбора. Никогда раньше я не совершал ничего противозаконного и знаю, что помогать заключенному нарушить условия досрочного освобождения означает преступить закон, но разве у меня был выход? Когда около часа ночи мы выехали из Топеки, я снова предложил уведомить власти и хотя бы начать поиски тела. Он отказался.
— Это все равно бы не сработало, Кит, — сказал Робби. — Местные власти не стали бы вас слушать и подняли бы на смех. У них уже есть преступник, дело раскрыто. И, смею добавить, почти закрыто. В Миссури никто бы и пальцем не пошевелил, потому что нет никакого расследования. Нельзя просто позвонить шерифу и предложить ему отправиться с подчиненными в лес и начать раскопки в каком-нибудь овраге. Все происходит иначе.
— Тогда кто же будет искать тело? — спросил пастор.