Признания невесты
Шрифт:
– О, вы просто скромничаете, миледи! – воскликнула Феба. – На самом деле вы играете с замечательным искусством.
Джонатан встал.
– Игра поистине восхитительная, дорогие леди. – Он обратился к Серене: – А вы музицируете, мисс Донован?
Серена покраснела и опустила взгляд. Джонатан отлично знал, что она не играет на пианино.
– Боюсь, что очень плохо.
– А вы поете? – поинтересовался Уилл.
Джонатан знал и то, что она не поет, однако ее удивило, что Уилл оказался не в курсе столь существенных сведений о ней.
– Нет, я, к сожалению,
– Ну а вы, мисс Феба? Вы поете? – спросил Уилл.
Все взгляды обратились на Фебу, а Серена вздохнула с облегчением и чувством благодарности за то, что на нее уже не обращают особого внимания.
– Я слышал, что мисс Феба обладает хорошим сопрано, – сказал Джонатан.
Ну конечно. Серена говорила ему о способностях своей сестры годы назад. Она с трудом поверила, что он это запомнил.
Глаза у Фебы заблестели.
– Смею ли я спросить, милорд, каким образом вы могли узнать о таких вещах?
– Ах! – Джонатан устремил взгляд на Серену. – Ваша сестра говорила мне об этом за обедом.
– Так порадуйте же нас чем-нибудь, мисс Феба, – обратился к ней Уилл.
– Ну хорошо, я попробую. – Феба вопросительно взглянула на леди Монтгомери, та кивнула и присела к фортепиано с мягким шорохом шелка, из которого было сшито ее нарядное платье.
Серена снова опустилась на диванчик, от всего сердца желая, чтобы Феба и леди Монтгомери играли и пели хоть всю ночь, лишь бы ей больше не пришлось говорить о себе – или о Серене.
Феба запела, опершись маленькой ладонью на верхнюю часть пианино. Голос у нее был мягким, чистым и высоким, а каждое слово исполняемого романса полно чувства.
Едва умолк голос Фебы, все зааплодировали, джентльмены осыпали ее комплиментами, а леди Монтгомери велела подавать кофе и чай.
Серена взяла для себя чашку чаю, исподтишка наблюдая, как Джонатан вертит в пальцах чашку с кофе, о чем-то переговариваясь с хозяйкой дома. Память ее всколыхнулась. Эти длинные пальцы ласкали ее обнаженную грудь, поддерживали ее у его губ, которые целовали чувствительный сосок.
Леди Монтгомери присела на диван рядом с ней, и Серена отвела взгляд от Джонатана.
Хозяйка дома улыбнулась, потом отпила глоток чаю. Поставив чашку на стол, она заговорила:
– Я хотела бы кое о чем попросить вас, Мэг. Могу ли я так и называть вас – Мэг?
– Конечно, – поспешила ответить гостья.
– А вы должны называть меня Джейн.
– Я так и сделаю, – улыбнувшись, заверила ее Серена.
– У меня есть к вам вопрос.
– Спрашивайте, пожалуйста.
Джейн сдвинула брови.
– Это несколько торопит события, а самое главное, мне было бы до крайности неприятно обидеть вас.
Серена потрогала большим пальцем тонкий край чашки из китайского фарфора.
– Умение предупреждать события всегда было для меня самым привлекательным качеством в моих друзьях.
Улыбка Джейн казалась совершенно искренней, а ее карие глаза так и засверкали.
– Я счастлива слышать это. – Она побарабанила кончиками пальцев себя по колену. – Я не могла не обратить внимания на то, какие взгляды вы бросали на лорда Стрэтфорда, когда мы с ним повстречали вчера вечером в парке вас и капитана Лэнгли.
О Господи. Лицо у Серены снова так и вспыхнуло.
– Взгляды?..
Джейн кивнула и произнесла:
– Да. И точно такие взгляды вы бросали на Стрэтфорда теперь.
– Ох! – выдохнула Серена.
– Я свидетельница того, что вы обращаетесь с ним корректно, но слышала историю о том, что произошло с вашей сестрой-близнецом, перед тем как вы обе покинули Лондон. Ничуть не удивительно, что вы относитесь с такой глубокой антипатией к мужчине, который ответствен за унижение и позор вашей сестры.
Серена нервно сглотнула.
– Я…
Она не смогла закончить фразу. Она скорее ожидала чего-то вроде обвинения по поводу ее истинного отношения к Джонатану – но только не того, что услышала. Хотя, разумеется, именно в этом было больше здравого смысла.
Серена бросила взгляд на Джонатана. Он, Уилл, Кинсайд и Феба сгрудились у фортепиано, разбирая ноты, которые достали из папки, и спорили о Моцарте и Гайдне.
Джейн наклонилась поближе к Серене и сказала:
– Видите ли, граф мой двоюродный брат, кузен по прямой линии. Наши семьи жили в разных частях Англии, но часто наносили друг другу визиты еще в те времена, когда мы с Джонатаном были детьми. Я его хорошо знаю – возможно, лучше, нежели кто-нибудь еще.
Его кузина? Серена крепко стиснула руки, которые держала у себя на коленях, хотя они так и порывались взлететь наверх и прикрыть пылающее румянцем от стыда лицо. Выходит, она ревновала Джонатана к его собственной двоюродной сестре? Какая же она идиотка!
– Я понимаю, – почти шепотом пролепетала она.
Джейн сделала еще глоток чаю.
– После того как вы с сестрой покинули Англию, Стрэтфорд пережил нелегкий период. Я не часто виделась с ним в то время, но слышала о его подвигах. – Она вздохнула. – Время от времени я даже начинала верить, что он намеренно уничтожает себя.
Серена пристально уставилась на чай в своей чашке, а Джейн продолжала, понизив голос:
– Хуже всего было не то, что он уничтожал себя, а то, что увлекал за собой друзей.
Серена подняла на нее глаза.
– Но почему вы рассказываете мне об этом?
– Потому что он изменился.
Серена поглядела на собеседницу с откровенным недоверием, и та подняла руки в знак капитуляции.
– Ничто из того, что он может когда-либо сделать или сказать, не вернет к жизни вашу сестру, и Стрэтфорд понимает это, Мэг. В первые несколько лет после ее гибели он не мог совладать с собой. Но теперь… ладно, я верю, что он наконец осознал невозможность очистить совесть при помощи дебоширства и самоуничижения. Мало-помалу он стал отказываться от опрометчивых поступков, сделался более терпеливым и вдумчивым и предпочел проводить большую часть времени с теми из своих друзей, кого следует считать настоящими джентльменами.