Признания в любви кровью написаны
Шрифт:
Когда дверь открылась, Уэнсдей уже полминуты лежала без движения, притупив все рефлексы, если её похититель решит их проверить. Умение притворяться хоть трупом — полезное в хозяйстве.
— Что тут у нас, спишь? — спросил мужской незнакомый голос.
Он потрогал и подёргал её руками в перчатках, но не получил вообще никакой реакции.
— Что ж, мне же лучше, — заключил её идиот-похититель.
Он бессовестно расстегнул пуговицы на её сорочке, чтоб сорвать с тела все электроды. Уэнсдей была бы не против ударить, а после заживо закопать урода, но продолжила лежать без движения. Через секунду
— И всё же, — вдруг произнёс он, и Уэнсдей ощутила, как тонкая игла вошла ей под кожу на руке, впрыскивая какой-то препарат.
Этого она не планировала.
— Надеюсь, ты не помрёшь от этого. Босс меня же грохнет, — он накрыл её тонкой тканью и прямо на той кушетке, где она лежала, и увёз её.
Поклявшись, что умереть от какого-то снотворного или транквилизатора она и не подумает, Уэнсдей постаралась воспротивиться действию препарата и не заснуть. Сначала ничего и не происходило, но вскоре яркий свет больничных ламп, проникающий сквозь тонкую ткань и плотно сомкнутые веки, стал казаться мягче и меркнуть. Поутихли звуки быстрых шагов ненастоящего врача и контакта колёс с полом, став неразборчивыми тихими помехами где-то вдалеке. А мысли, продолжающие держать её в сознании, быстро исчезли во мгле. Только одну Уэнсдей не отпустила — не позволила себе забыть о плане.
Она открыла глаза, обнаружив, что стоит возле самой себя, укрытой покрывалом. Стараясь не задумываться, как такое возможно, Уэнсдей оглянулась и осознала — её никто не видел. Похититель просто вёз её бессознательную оболочку, нервно ругаясь себе под нос. Понимая, что момента получше уже не будет, она обратилась в слух.
— Чёрт, чёрт, чёрт… — ругался он себе под нос, действительно напоминая какого-то встревоженного медика. — Почему сейчас… до синего затмения ещё много времени. Чёрт, чёрт, чёрт, — продолжал возмущаться себе под нос парень.
Из его плаксивого нытья самому себе Уэнсдей поняла несколько вещей — он пешка, которая не понимала мотивов собственных нанимателей и которую сковал ужас. Уэнсдей ожидала похитителя поинтереснее. Это недоразумение позорило искусство сильнее, нежели белладоннцы, когда она проникла в их библиотеку.
Оглянувшись, Уэнсдей заключила, что парень вёз её тело к восточному выходу. Хотя в облике призрака она ничего не могла сделать с этой информацией.
А может, и могла.
Её навело на эту мысль странное обстоятельство — она расслышала оглушительные выстрелы, но поблизости ничего не происходило. Звук стрельбы определённо достигал того коридора, но не настолько громкий. А её бестелесные уши подрагивали от звуков испуганных визгов людей и стрельбы на опасном расстоянии. Ровно так, как она слышала, видя видение про Ксавье.
Мгновение — и она переместилась. Всё вокруг так же, как она видела: Ксавье, которого закрыл его отец, и пролетающие мимо пули. Только саму себя она не видела в том видении. И Ксавье её явно не видел, просто нервно оглядывался по сторонам и о чём-то думал. Её это вмиг выбесило: в её видении парень долго не стоял, как истукан, за спиной родителя, а убежал.
Но наяву он не проявлял никакой активности, кроме ежесекундных перемен эмоций на лице.
Уэнсдей ощутила биение чёрного сердечка где-то вдалеке, оттуда, где лежала её оболочка.
Парень зажмурился, а как только она убрала руку, распахнул глаза. В его взгляде промелькнуло удивление, когда она сложила руки на груди и склонила голову. Эта реакция показалась ей достаточной, чтоб заключить — он её увидел.
— Восточный выход. Туда, — и некая сила вернула её обратно к своему телу.
Показалось, что прошла вечность: её уже начало пожирать изнутри нетерпение и даже опаска, что Ксавье не придёт, но наконец в коридоре показалась его растрёпанная — снова — причёска, облепившая бледное и почти неотличимое от покойника лицо.
Уэнсдей моргнула — снова оказалась почти по руку с парнем, и тотчас дотронулась до него.
— Следи за ним, — сказала она ему, прежде чем всё померкло.
***
Ксавье уничтожал изнутри мрак, поглощавший душу, хотя времени на самоистязания у него не было. Он понимал, что любое промедление — и он упустит похитителя Уэнсдей. Но и поспешно действовать не мог — это грозило раскрытием. Приходилось незаметно красться за каким-то слишком уж нервным мужчиной: тот дрожал и даже, возможно, что-то бурчал себе под нос. Наверное, не царила бы вокруг паника, то странный медик привлёк бы бесчисленное множество внимания. Стрельба же на улице сковала всех врачей и посетителей в путы ужаса, и никого там странное поведение смутить не могло.
И на Ксавье никто не обращал внимания: он спокойно — насколько это было возможно — мог преследовать безымянного ублюдка в маске, а на него никто и косого взгляда не кидал. Конечно, его передвижения фиксировали камеры… но вскоре это перестало быть проблемой — электроснабжение коридора прекратилось. Свет же в палатах не померк.
Он почти добрался до выхода, когда чья-то рука выглянула из на вид пустой палаты и бескомпромиссно втащила его внутрь, предусмотрительно закрыв рот. Уже предвкушая свою смерть в неожиданном месте, Ксавье зажмурился и постарался локтём ударить кого-то. Но его опалило ударом тока, а после его оттолкнули — и щека больно врезалась в стену.
— Плохие рефлексы, парень, — произнёс скрипучий и сочащийся весельем голос.
Нахмурившись, Ксавье с опаской обернулся на незнакомца, не понимая, чего всё ещё жив. Перед ним стоял странный мужчина в чёрном пальто до пола и шляпе, чьи края проложили тень на его лицо.
— Вы ещё кто?
Незнакомец галантно снял шляпу, продемонстрировав странный лысый череп и лицо с чертами, как у давно погибшего. Он широко улыбался во весь рот и весело сверкал прищуренными глазами. Ксавье нахмурился ещё сильнее, и незнакомец, покачав головой, надел шляпу обратно.
— Давай ты не будешь строить недоумевающие морды и пойдёшь за мной спасать мою племянницу?
Ксавье застыл.
— Так вы — Фестер Аддамс?.. — Уэнсдей предупреждала, что он поможет, но вот не уточнила, как они встретятся.
— Ну конечно! — вскрикнул мужчина и вдруг схватил Ксавье за капюшон, потащив прочь, но не к двери — а к раскрытому нараспашку окну. — Прыгай давай, — Ксавье, хмурясь от возрастающего недоумения, перелез через подоконник и упал в густые кусты можжевельника. Неприятно.