Признания в любви кровью написаны
Шрифт:
— Но без этой связи, Уэнсдей, возможно, всё между вами закончится, — на этих словах она почти дрогнула, но смогла совладать с собой. Возможно, будет даже лучше, если её чёрное сердечко умрёт. Тогда, если всё пойдёт не по плану, она сможет и избавиться от Ксавье Торпа.
— Мне всё равно, — отчеканила холодно она. — Мне другое интересно… ты же продолжишь быть моим… другом? — спросила Уэнсдей у Вещи.
— Я всегда буду верен Аддамсам, Уэнсдей, — придаток поклонился.
— Значит, решено, — заключила она, не позволив Ксавье вмешаться. —
— Зуб за зуб, — неуверенно отозвался Вещь. — Я забирал зуб мудрости у Гуди.
— Я поняла, — она встала. — Я через пару минут вернусь, — и она скользнула в окно.
У неё в комнате найдутся приспособления, чтоб удалить себе зуб.
***
Уэнсдей вернулась с опухшей щекой, застывшей кровью на губах и с зубом в ладони. Челюсть горела от боли, но она её умело терпела. И почему-то от мысли, что Вещь перейдёт к Торпам, ей глубоко в душе было тяжелее.
— Что дальше? — поинтересовалась она у руки.
— Ты должна сказать, что ты отказываешься от меня. Что я теперь свободен от служения Аддамсам. А потом отдать мне зуб, — он долго колебался, но всё-таки рассказал.
— Я, Уэнсдей Аддамс, отказываюсь от Кристофера Торпа. Отныне он свободен от служения Аддамсам, — и она, не дрогнув, положила в его дрожащую ладонь свой окровавленный зуб.
В груди вмиг стало пусто. Что-то очень важное ушло оттуда.
========== Глава 48: В преддверии синего затмения ==========
Комментарий к Глава 48: В преддверии синего затмения
Так-с, это предпоследняя глава, в следующей вы наконец узнаете, чем это всё дело закончится))
На долгие месяцы всё стихло. Учебный год спокойно дошёл до конца. Не происходило ничего знаменательного. Успели даже пройти летние каникулы. Конечно, без проблем не обошлось, но Патрисия Торп никак не обозначала своего присутствия где-либо. После пропажи Оаны Мареш — ничего подозрительного. В Джерико и Неверморе настали спокойные времена. Чему было непонятно, радоваться или нет. Происходили всевозможные убийства, но все где-то далеко, и ни у каких не было ничего общего с почерком матери Ксавье.
Но Уэнсдей не расслаблялась, не без интереса ожидая событий синего солнечного затмения. До него оставалось совсем немного — всего три дня. И поэтому с каждой минутой её интерес к предстоящим событиям всё больше сменялся на нервозность. Предчувствие чего-то нехорошего нарастало, отзываясь в её пустой душе завываниями неприятного сухого ветра, как в выжженной солнцем пустыне. Но оставалось только ждать. За прошедшие месяцы Уэнсдей успела исследовать всё, но нигде не отыскала логово маньячки. Где бы это отродье ни пряталось, получалось у неё это мастерски.
И хотя намёков на победу не было, девочка предчувствовала, что обыграет маму Ксавье. Частично она ей уже подпортила планы, отказавшись от Вещи. И ей хотелось и во всём остальном обойти это во всех отношениях ужасное существо. И без Патрисии Уэнсдей ожидали в скором будущем совсем не приятные кошмары. Плод в утробе матери
Ещё одна проблема — хотя родители не знали, что она разрушила мистическую связь с Вещью, они это подсознательно ощущали. Это обстоятельство значительно портило их своеобразную семейную идиллию. Участились ссоры, и что-то в их поместье пошло по швам. Все летние каникулы Уэнсдей ощущала навязчивое желание сбежать из дома, подальше от семьи. Вещь, конечно, остался с ними и продолжил быть верным другом, но стал позволять себе больше вольностей и резких замечаний, а на любые упрёки в свой адрес заявлял, что сбежит к Ксавье.
О нём самом Уэнсдей совсем не знала, что и думать. Когда она отказалась от Вещи, в её душе что-то умерло. В груди стало просто пусто. Она ничего не ощущала, вообще. И при этом понимала, что это неправильно. Настолько отчётливо понимала, что не показывала своей душевной пустоты.
Парень её целовал, обнимал, иногда даже на руках носил, душил, занимался с ней сексом, но больше никакое чёрное сердечко в душе не отзывалось на его движения. И он сам стал менее влюблённым. На каникулах он ей даже почти не писал. И Уэнсдей было на это всё равно. Как и было всё равно на его рецензию о книге, которую она написала специально для него. Как и стало вдруг Вайпер всё равно на её таинственного напарника. В последнем романе Уэнсдей этот персонаж фигурировал и вовсе изредка, только для продвижения сюжета, а никак не для развития характера главной героини.
И при этом Уэнсдей отчётливо понимала, что это неправильно. Её мистическая сила вернула на начальную точку, где не было места какой-то там нелепице вроде отношений, но отголоски её умершего чёрного сердечка пытались утянуть её прочь с начальной точки.
И во время написания книги или игры на виолончели, когда её разум утопал в буйном течении творчества, она отчётливо понимала ещё одно. Ей следовало научиться любить Ксавье Торпа без какой-то там особой связи и чёрных сердечек. Полюбить его своим обычным, человеческим сердцем, отбивающим вместо нормальных шестидесяти-девяноста ударов в секунду только сорок-шестьдесят. Вот только в остальное время Уэнсдей быстро об этом забывала. И понимала одно — если когда-нибудь обнаружит Ксавье не в своём уме, то её рука не дрогнет.
И больше невинных жертв не появится.
— Господи, через три дня синее затмение! Божечки, помогите, мне очень и очень не по себе, — рядом носилась Энид, размахивая в воздухе когтями.
За ней сновал Аякс, периодически хватая за плечи и целуя в лоб. Только он приобнимал её, девочка прятала когти, но после отталкивала парня и продолжала свой нервный монолог.
— Хватит упоминать несуществующих персонажей, — заметила Уэнсдей, но подруга её проигнорировала, продолжив навёрстывать круги по комнате.